Майкл сдался. Его аргументы, безусловно, были очень вескими, сильными, серьезными, но вот только на профессора практически не подействовали. Это все мужчина знал и сам, а вот бороться с всепоглощающим желанием с каждой секундой становилось все труднее и труднее. Мысль скользнула в омут страсти и уже не смогла оттуда вынырнуть, а если быть честным - не желала выныривать. И другая мысль заменила все остальные, взяла бразды правления в свои руки. Как будто сейчас весь мир взял и развернулся в какие-то триста шестьдесят градусов неизвестного направление. Его губы продолжали ласкать губы супруга жадными, жаркими поцелуями, язык искал, изучал, хотя итак все знал, но! Сейчас все казалось еще более острым, горячим, словно они снова в начале своего пути, но вот только уже с кольцами. Как будто реверс событий, как будто в прошлом, но смешались с настоящими собою. Это очень сложно объяснить, а если хотите просто - это все отдых в Тибете и отсутствие рядом любимого. Оторвался от губ и посмотрел в его глаза.
- В следующий раз мы отправимся туда вдвоем - проводя ладонью по щеке, чтобы потом вновь приникнуть поцелуями к губам и не желать останавливаться, не желать разрывать эту цепочку, желать задохнуться от поцелуя, но только чтобы продлить как можно больше райское удовольствие, что дарили родные, теплые и мягкие уста Майкла. Этот мужчина и только он мог взорвать внутренний мир профессора, снова и снова взрывать, собирать воедино, чтобы потом снова взорвать самыми яркими и пестрыми красками. И это никогда не перестанет нравится, это всегда будет как в первый раз. Это любовь... с ней рядом амур крыльями машет. Это любовь... любовь такая, которой позавидуют самые продвинутые писатели новелл и слезных романов. Это любовь. Это бесценное чувство. Это алмаз, которому суждено никогда не разбиться, которому суждено лишь крепчать и становиться более ярким, еще более сверкающим.
- Майкл.... - шепотом разнесся голос Бена, стоило только языку супруга начать свою партию в этой странной, но невероятно увлекательной игре... если можно так сказать. Рука в гипсе мягко отведена в сторону, а тепло его тела стало еще более ощутимым, еще более желанным. Прижал к себе, прижал так близко как никогда не прижимал, рука без амуниции скользила по телу, скользила по каждому изгибу, замирая, обводя странные символы, словно вычитанные из какой-то книги, названия которой нет и не будет. И только профессору известно, что же значат эти завитки на лопатках, на спине и пояснице, что значат эти линии по очертаниям ягодиц, спрятанным под ненужной сейчас одеждой. Ненавистная ткань. Только сейчас начинаешь понимать, что одежда иногда так может мешать. Рука на шее, а губы снова творят что-то невероятное. Им обоим этого очень не хватало... как наркотика. Отвечал на все ласки любимого, отвечал не менее жарко, страстно и горячо, даря ему всего себя, даря теплую энергетику каждой своей клеточки, сплетая с его духом, с его страстью и жаром, создавая что-то новое, что-то сильное и крепкое. И вновь тут не опишешь словам - они просто это чувствовали, как и чувствовал Бен неимоверное напряжение, накатившее вниз живота. Быстро... молниеносно. Срывалась крыша, слетали затворы, ломались рычаги и лились чувства. Наверно даже воздух в кухне стал чуть дрожать, подыгрывая супругам, перенимая что-то от них. Собранная футболка и тело чувствует мягкую прохладу, хотя и не холодно в помещении. Мгновение ока - футболки уже нет на теле, а следом летит и одеяние супруга. И вновь профессор не может оторваться от этого прекрасного тела, от этой темной линии волосков между половинками груди, борется со своим диким желанием впиться в грудь поцелуями, давая любимому возможность вести, давая возможность действиями сказать все то, что сейчас не скажешь никакими словами. Обнаженный торс подрагивает от прикосновений к позвоночнику пальцами, от поцелуев в шею, что едва уловимы, но такие острые... такие возбуждающие. Запрокинул голову назад, открываясь чуть сильнее, наслаждаясь каждой секундой, каждым прикосновением языка к телу, к настойчивым поцелуям, от которых в каких-то местах стало гореть чуть сильнее, чем во всем теле. Ведь он прекрасно знает как доставить Бену наибольшее удовольствие, ведь он изучил его тело вдоль и поперек и нашел все точки, из которых в него вольется наибольшая эйфория, от ласок которых светловолосый мужчина придет в некое подобие экстаза. Ласки тела смешивались с настойчивыми обоюдными поцелуями. губы профессора ловили губы супруга, стоило тем хоть на сантиметр приблизиться к лицу, а потом отпускали, чтобы те приносил и телу еще больше тепла и огня. Не заметил даже, что делает шаги назад, что спина уперлась в стену - ничего не заметил, просто повинуясь, просто отключив какие-либо мысли. Пальцы скользнули в темные волосы супруга, поглаживая его затылок, макушку, кончик носа опалил щеку, а от выдоха в ухо тело невольно вздрогнуло, как будто подтверждало, что именно этого и хотело, что Майки угадал. И это было только начало, это было только малое из того, что творил супруг с разгоряченным телом профессора. Губы по ароматной коже тела, язык и пальцы уже играют с сосками, напрягая их, делая чувствительными. Томные выдохи растекаются по кухне - профессор не хотел себя сдерживать. То здесь, то там возникали новые очаги жара. Это нечто восхитительное. Штаны чуть приспущены, еще немного оголенного тела было выставлено для обозрения и ласок. Свободной рукой скользнул по стене, описывая полукруг от бедра до верха, выпрямляя руку, образуя одну линию с телом, чтобы потом опустить ее на грудь, гладить себя, пытаясь отвлечься от нарастающего напряжения снизу. Штаны еще ниже, чтобы еще обнажить частичку сокровенного. Пресс невольно сжимается под поцелуями, потом напрягается и каждая мышца начинает играть в новом свете, соблазняя собой, искушая... И ведь не зря тратил время в спортивных залах и хорошо, что поборол свои проблемы. Но это не важно, а важно то, что сейчас происходило и что еще произойдет. Но вдруг ласки кончились, а губы снова оказались во власти губ. То ли губы профессора во власти губ Майкла, то ли наоборот - кто знает, кто знает...
- Майкии.... - прошептал Бен, смотря в его глаза, слушая его слова и отвечая на эти безумно сладкие поцелуи - я хочу тебя с самого приезда... я всегда тебя хочу...
И вот штаны стянуты, а любимый, что спустился на одно колено, уже накрыл губами давно напряженный член, который только и просил внимания. И ему его оказали, а рука вцепилась несильно в волосы супруга, а бедра игриво толкнулись вперед, вталкивая плоть чуть глубже, вталкивая еще и еще, неспешно двигаясь во рту, но оставляя плацдарм для действий, не полностью завладевая контролем. С уст сорвался более ощутимый то ли стон, то ли рык, то ли не поймешь, что это, но определенно что-то из этого диапазона.

В голове сейчас все смешалось. Все мысли, какие там были - все они переплелись в нечто непонятное, в нечто одновременно яркое и мутное. Он пытался хоть как-то их разделить, но потом просто перестал бороться, отдаваясь полностью всем этим ощущениям, всем этим огням, фейерверкам и, конечно же, отдаваясь любимому. Боже.... что он творил своими губами. В мире, наверно, не найдется столько слов, чтобы описать все это великолепие, все это блаженство, весь этот экстаз, эйфории и тонну других похожих слов. Рука невольно сцепилась замком на волосах сильнее, ощутимо сильнее, чуть потянула на себя, отчего член ткнулся в щёку, растянув ее, образуя холмик, вскользь по мышцам и снова в горячий рот. Сильное тело то вытягивалось по струнке полностью, то сжималось. Оно словно не знало, что ему нужно делать, кубики пресса играли как никогда раньше. Да и весь профессор сейчас без слов просил, желал, хотел. Ему было плохо без супруга, хоть и пытался искать единения с собой, пытался уйти в медитацию, пытался найти что-то там, в том Тибете. Но в итоге понял, что без Майкла никакой Тибет не будет нужным. И где-то там бегала и прыгала мысль о том, что как можно было без него жить? Перед глазами пробегали их первые минуты знакомства, их первые слова - это было так трепетно, так мило, так красиво... Внутренним голосом профессор благодарил всех богов, какие только есть за то, что они подарили ему этого мужчину, что нашли в себе силы дать человеку шанс любить по-настоящему, любить трепетно, тепло, нет... горячо! От особенно чувствительных ласк мужчина даже привставал чуть на носки, цепляясь за волосы любимого, пропуская их между пальцами, чтобы потом резко одернуть руку и вцепиться, попытаться вгрызться ногтями в стенку, скрести по ней, понимать, что нет таких мест, где можно ухватиться и снова вплести пальцы в темные волосы Майки. Толкнуться в рот сильнее, настойчивее, забирая частично ходы на себя, не давая ему на время играть с телом Бена, задавая свой ритм. Толкать несколько минут, толкаться с ускорением, ощущая прохладную и одновременно горячую слюну на своем теле, по всей длине напряженной плоти. И от каждого действия супруга становилось только горячее, в голове отключалось все больше и больше механизмов, оставляя только один - желание... необъятное, всепоглощающее желание. Казалось, что даже квартира сейчас пропитывается этим безумным желанием, в каждую клеточку ее стен впиваются клыки этого чувства, оставляя ощутимые следы. И это напоминало сон, в котором любовь никогда не кончится. И если это сон - пусть они всегда живут в этом сне, пусть никогда не кончится эта мечта, это сновидение. Только вдвоем... только Майкл и Бен, только их сердца бьются в унисон здесь и сейчас. Мир не нужен, мир к черту, сейчас важно только это мгновение.
- Мааайкл... аааах - стоило пальцам коснуться особо чувствительных мест, как с уст мужчины сорвались новые сопровождение, снова сорвалось имя, он нарочно его растягивает, чтобы доставить как можно больше удовольствия, пока внизу живот творится нечто фантастическое, пока губы смыкаются на плоти, пальцы ласкают места повышенного удовольствия. Язык на животе и кубики пресса снова сжимаются, напрягаются, принимая в себя это божественное движение. Поясница оторвалась от стены, прогнулся не сильно, а ноги немного подкосились, но мужчина смог удержать равновесие, смог устоять, хотя это оказалось достаточно проблематичным. От таких ласк все одновременно напряжено и расслаблено. Какой-то парадокс творился с телом профессора - это просто невозможно объяснить, но это можно чувствовать. И он чувствовал каждым миллиметром. И уже губы любимого скользят по телу, накрывая два напряженных соска по очереди, покусывая, зализывая, колдуя такую магию, аналогов которой больше нет в этом мире. Это же магия, да? Это чудо, это волшебство. Вы говорите, что магии нет места в мире? Вы ошибаетесь. Вот она... магия эта. Магия любви, магия двух бьющихся в одном ритме сердец. А он снова опускается вниз, он вновь начинает свою партию, вновь и вновь выуживает очередные томные и глубокие вздохи, еле уловимые стоны. Кажется, что все происходит быстро, что все происходит молниеносно, но это не так. Но рецепторы сбиты, датчики чувств отключены и Бен не может понять, где реальность, а где божественная эйфория. Он слышит слова супруга, но ответить на них не может - он даже говорить не может. Его полностью переполнили чувства, полностью поглотили светловолосого красавца. И слова пропали, слова исчезли. И не понял, как смог пропустить момент, что его толкают к дивану, что он мягко на него падает, а в руках супруга появляется пачка презервативов, один из которых уже в его руке, а потом оказывается на члене Бена. Но как Майкл это сделал. Развернул ее губами, преподнося еще больше блаженства на подносе, развернул полностью, рукой накрывая отвердевшие яйца, лаская основание плоти, подарив при этом пошлую, горячую улыбку, а в ответ получив такое же. И совсем плевать на этот гипс, совсем и с колокольни плевать, что сейчас одной рукой он почти ничего не может делать. Это все не важно, это все к чертовой бабушке. Гипс скоро снимут, а ждать Бен не мог, не хотел, не справлялся с собой.
- Мы... - капли смазки опустились на пульсирующие мышцы ануса - свихнемся... - другие опустились на латексную амуницию плоти, а пальцы уже размазывали лубрикант по горячей коже вокруг ануса, по мягким и жаждущим продолжения мышцам - вместе...
Перевернулся, вставая сзади любимого, укладывая руку в гипсе ему на спину, чуть прогибая его, свободной же рукой поглаживал себя, пристраиваясь головкой ко входу в любимое тело. Резкий толчок! И замирание... Получилось слишком резко. В момент движения им словно овладел какой-то злой дух, а может просто вырвалось безумное желание. Вошел полностью, плотно прижавшись пахом к бедрам, начал падать вперед, пока грудь не коснулась спины, пока напряженные соски не скользнули по коже. Тот призыв - он стал последним катализатором реакции. Как только два тела соприкоснулись, как только первая клеточка тела профессора нашла клеточку тела Майкла - следом за этим последовали толчки в тело... несколько безумные, немного резкие, но преисполненные страстью и желанием. Сначала резко, чтобы потом вдруг резко замедлиться и продолжить в мягком, размеренном темпе, а потом снова ускориться, но лишь на какие-то секунды и вновь практически остановиться, растягивая движение, скользя плотью в теле протяжно медленно, мучая, желая доставить не меньше удовольствия, чем то, что принес своими играми супруг. Губы профессора сомкнулись на ухе, потягивая мочку на себя, пытаясь... пожевать ее, а с уст сорвался могучий рык, рык хозяина, рык любящего мужчины, рык защитника, в котором искусно завуалирован страстный стон. Гипс со стуком приложился к спинке кровати, где находилась рука любимого. И каким-то чудом гипс очутился в нескольких сантиметрах от руки. А так хотелось накрыть руку рукой, сжать пальцы пальцами. Но нет... и это только добавляло чего-то нового. Бедра Бена продолжали двигаться в рваном темпе, не давая возможности ни на секунду привыкнуть. И если спросить, где же это счастье? Где эта мировая благодать? И где те чудеса, которыми одаривает Будда тех, кто свято в него верит... ответ будет прост - вот они... чудеса эти. Вот оно - главное чудо. И имя ему Майкл...

С уст любимого сорвался стон и это было самым прекрасным, что могло случиться за все это время. Немного болезненный, но такой родной, такой любимый и, как бы сейчас это не прозвучало, вкусный. Боже! Как же ждал Бен этих звуков... Спал и видел, что как только приедет - утащит супруга на кровать и будет любить его так долго и сладко, как не любил никогда до этого. И возможно именно эти мысли давали ему то самое необходимое единение с собой, ради которого затевалась вся поездка в Тибет. И сейчас, находясь членом в его теле, толкаясь то безумно быстро, то протяжно медленно, то набирая некий средний темп, профессор понимал, что его рай находится здесь, что его рай никогда не будет в Тибете, если там не будет любимого мужчины.
- Майкл... любимый... - он шептал ему в ухо всякие нежности, пошлости, сладости, продолжая толкаться в супруга, доходя до того, что плотно прижимался пахом к бедрам и даже выгибался, заставляя супруга податься вперед. Вновь раздался звук ударяющегося о поверхность гипса - Бену просто очень хотелось схватиться рукой, но он не мог. Но только сейчас, только в этот момент блаженства светловолосый мужчина не думал об этом, не думал совершенно, не отдал ни капли мысли в этот адрес. Да что там! Профессор сейчас совсем не думал, полностью отдавшись желанию, страсти, соединяясь с мужем не только телами, но и душами, сплетая эти тонкие невесомые нити в один прочный и нерушимый канат, в трос, которому суждено скрепить их обоих на всю жизнь в одном союзе. И пусть говорят со стороны, что хотят - это ничего не изменит. Они прошли через многое, не все в их жизни были гладко, но только вдвоем им удалось переступить через все проблемы прошлого и с улыбкой посмотреть в будущее. И ему снова удалось сорвать с губ Майкла очередной стон, что стал последним рычагом в его голове, что сорвал все заслонки и разрезал все петельки. Толчки стали сильнее, толчки стали куда более активными. Свободной рукой Бен обхватил грудь любимого мужчины, а его бедра задвигались в каком-то безумном темпе, в сумасшедшем ритме, плоть проникала все острее, скользила легко и непринужденно, соприкасаясь с той самой чувствительной точкой, ласки которой приносят наивысшее наслаждение. Напряженные соски профессора скользили по горячей спине любимого, доставляя им обоим еще одну порцию безумного наслаждения. И хотелось опустить руку промеж его ног, но Майкл опередил его и начал сам ласкать себя, а единственная свободная рука Бена гладила грудь любимого, запутывалась пальцами в этой темной дорожке волос между половинками груди, оглаживая правую часть, а затем левую, немного скользя ногтями по коже. Мужчина стонал чуть тише, но своим стоном дополнял супруга, создавал волшебную, чарующую симфонию звуков, в которой нивелировались все пошлости, что простреливали между сладкими звуками стонов, что простреливали между властными рыками профессора. Только здесь и только сейчас он был подобен дикому зверю, что настиг свою добычу и теперь не отпускал ее. Но... быть может это сравнение и не очень хорошо применимо, однако что-то похожее в этом все есть.
- Люблю... люблю... - сначала тихо, чтобы потом сорваться на крик - люблю!!!! Понять, что это прозвучало слишком громко, замолчать и немного смутиться в затылок любимого, а потом плюнуть на это и улыбнуться и понять, что ему просто хотелось это крикнуть и ничего ты тут не поделаешь. Душа же просит, а если душа просит - нужно ей позволит сделать то, что нужно. И без того быстрые движения стали еще быстрее, а тело начало покрываться испариной, на спину Майкла постепенно стали перебегать прозрачные капельки пота, слышались характерные звонкие постукивания там, где сейчас творился сладострастный танец двух тел. Диван послушно пошатывался, принимая на себя всю эту нагрузку, лишь иногда чуть жалобно поскрипывал, предупреждая о том, что если профессор не уймет свой пыл - семейству Брукнеров-Новотны придется отправляться в мебельный магазин и покупать новый. Оргазм любимого можно было вполне приравнять к грому среди этого горячего неба. Бен инстинктивно скользнул рукой вниз, чтобы словить каждую капельку вязкой белой жидкости, а телом начал прижиматься как можно сильнее, чтобы ощутить все, чтобы не упустить ни мгновения. Тем временем собственный пик уже мило постучался в двери, если можно было так сказать. Судорожно вывел член из тела, сорвал эту проклятую резинку и с протяжным стоном, с диким почти воем излился на ягодицы любимого, обжигая собой еще больше. Глаза широко распахнулись, а с уст сорвалось имя любимого. Тело блаженно выгнулось, а потом так же блаженно опустилось на супруга. На губах играла мягкая и одновременно довольная улыбка. Любимый аккуратно высвободился из объятий профессора, чтобы потянуть его на себя, а Бен покорно повиновался этому движению, приземляясь почти на Майкла, но где-то рядышком.
- Хороший мой - голос дрожит, тело вспотело, дыхание совершенно выбито из нормального ритма, равно как и сердцебиение, губы приникли к губам, запечатывая их в поцелуе - любимый мой - губы запечатали губы Майкла второй раз, а профессор повторял несколько раз эти слова и каждый раз сопровождал протяжными и горячими поцелуями.
- Я люблю тебя - в воздухе прозвучали обоюдные три, пожалуй, самых важных слова в мире. Смотрел в его глаза, улыбался, гладил рукой щеку и счастливо улыбался. А "спасибо" - оно стало апогеем этой нежности. Сердце забилось еще быстрее, оно заколотилось как сумасшедшее.
- Тебе спасибо - шепнул в ухо, прикасаясь губами к шее. И это было спасибо за то, что Майкл не отказался от него, когда узнал о страшной болезни, что боролся за их счастье, что всегда был рядом в радости и в горести, что всегда был, есть и будет. Ведь только когда он рядом - есть смысл бороться за жизнь...

Ему было очень хорошо. Да что там! Он сейчас летал где-то в облаках, находился в каком-то раю, где есть только два сердца, бьющихся в унисон. А реальность... ну ей пришлось уступить свои позиции, пришлось на время замолчать и не напоминать о своем существовании. Свободно и глубоко дышал, прижимаясь к теплому и родному телу, приходя немного в себя после чего, что тут недавно произошло. И при этом понимал, что не хочет это прекращать, что хочет дальше, хочет продолжения этого рая. Ненасытность? Вполне возможно, но и пусть будет так. Диван, хоть и был одним из любимых кусков мебели, оказался на удивление слишком узким сегодня, но им хватало, чтобы сплестись в теплых объятиях любви и наслаждаться друг другом и этим мгновением, этим волшебным и прекрасным мгновением. И пусть весь мир подождет... пусть. Ему еще будет что сказать потом, миру этому. Но сейчас мир не нужен. Тем временем любимый уже куда-то скользнул в район журнального столика, а вернулся с маркером.
- Конечно помню - кивнул профессор, устраиваясь головой на коленях супруга, пока тот аккуратно приподнял облаченную в гипс руку.
- Ты что это задумал, мм?
Ответом ему стал щелчок открывающегося маркера, а потом Майкл начал что-то выводить на белоснежном полотне. И наверняка в любом другом случае мужчина стал бы возмущаться или что-то в этом роде, но только не сегодня и не сейчас. В этот момент светловолосому профессору было так хорошо, что он, пожалуй, согласился бы на все, что только может быть. Единственное, что не очень нравилось, что приходилось держать руку в одном положении слишком долго. Из-за гипса, который и так сковал его движения, конечность затекала несколько быстрее. Бен не знал, правильно ли это или не правильно, но как-то постарался свыкнуться с этим ощущением, хотя и не очень удачно. Но ведь и Рим не за один день построили, правда? Через какое-то время руку профессору вернули в целости и сохранности, а на гипсе красовалась летучая мышь - символ одного известного борца за добро и справедливость, а рядом красовалось "Майки". И это стрельнуло в сердце Бена очередной стрелой. Где-то кольнуло, но вдруг оно забилось еще сильнее и чаще. И мужчина никогда не подумал бы, что простой рисунок может в нем вызвать нечто подобное.
- Ну теперь я буду совсем модным - улыбнулся в ответ на поцелуй, рассматривая произведение творчества любимого - даже не знаю, захочу ли расставаться теперь с гипсом.
Бен добродушно рассмеялся, после чего поцеловал колени любимого, сначала правое, а потом левое, скользя губами по еще теплой коже. И стоило только Майклу напомнить о еде, стоило ему хоть чуть-чуть обмолвится - тут же раздалось звучное урчание. Желудок профессора практически мгновенно отреагировал на заветное слово "еда". Ему тоже хотелось есть, о чем тут же сообщил организм.
- Ну я думаю, что раз через раз можно и попортить - кивнул мужчина - тем более, что я жутко голодный и съел бы сейчас быка или корову, или еще что-нибудь очень большое.
Отпускать Майки не хотелось чуть менее, чем полностью. Его тепло так успокаивало, так умиротворяло... но тогда как же им заказать пиццу? В итоге пришлось сдаться и позволить мужу отправиться на поиски телефона, чтобы он потом быстро оформил заказ и благополучно вернулся обратно с победой, сел возле дивана, а его рука проскользнула по торсу профессора, отчего тот блаженно прикрыл глаза и кажется немного двинулся в сторону, как бы играя с рукой.
- Я и сам не отойду от тебя ни на шаг - усмехнулся Бен - в довесок к тому, что не отпущу тебя. Может быть ты не пойдешь на работу?
Хотя, если муж скажет, что надо - профессор не будет слишком сильно спорить, но поборется за свое право провести с ним еще один целый день. Или же пойдет вместе с ним на работу и будет целый день в магазине мелькать перед глазами и нагло отвлекать от прямых его обязанностей.
- И пускай - тихо прошептал мужчина, чувствуя руку на свое теле, как она добирается до еще очень чувствительных сосков, как гуляет по ключицам, по обнаженному торсу - лучше мы будем необычными... мммм...
Он блаженно выдохнул, ощущая, что внизу живота уже снова, кажется, кто-то разжег искорку, еще оставшуюся, еще мерцающую. Рука мужа, тем временем, опускалась ниже и ниже, чтобы в какие-то секунды достичь паха и почти неслышными движениями гладить мягкий член Бена, заставляя его тут же отзываться, чуть подрагивать. Закинул голову чуть назад, облизываясь и подаваясь вперед, как бы давая свое согласие, хотя можно было и не спрашивать взглядом. Профессор не просто хотел - он адски сильно хотел и желал своего супруга взять еще раз, а потом еще раз и еще раз, возместить ему все то, что они потеряли за время его путешествия. Муж уже каким-то молниеносным движением очутился на диване, а его губы сомкнулись с губами профессора, сначала кротко и нежно, а потом глубже и настойчивее. В свою очередь, Бен тоже не слишком долгом смог сдерживаться, ибо сейчас им, кажется, снова завладело то самое желание и те самые страсти...
- Иди ко мне - сел на диване удобнее и подхватил одной рукой и второй, что в гипсе, любимого подмышки и легким движением перетянул его с края дивана ближе, усаживая на себя, чтобы губы оказались очень близко, еще ближе, чем всегда, чтобы впиться в них ответным поцелуем и не дать возможности ни о чем подумать, не дать возможности что-то сделать, чтобы в голове отбивалось только сладкое чувство от страстного и горячего поцелуя, которым Бен уже ласкал уста Майкла. Плоть вновь стала крепнуть... скользя по ягодицам супруга, как будто нарочно проскальзывая. Или не нарочно?

- Ну я думаю, что они переживут... - Бен улыбнулся, заставляя слова любимого тонуть в сладких и страстных поцелуях - один день без тебя и магазина.
Как хотелось, чтобы Майкл не уходил завтра... уже сегодня никуда. Как хотелось, чтобы он остался и пробыл весь день в объятиях профессора, как хотелось дарить ему свое тепло и свое счастье, умножать собственное и делить, чтобы потом умножить еще раз и снова разделить и повторять до тех пор, пока счастье не накроет с головой. Хотя... оно уже и так накрыло и даже больше. Положение тел... сплетение жара одного и другого, невесомые нити, пересеченные в нужной точке, в нужно месте и времени... напряженная плоть обжигающими прикосновением прошлась по прессу профессор, отчего все рецепторы затрепетали. Чуть щекотно, но в большей степени до безумия хорошо. Ему было спокойно, ему было комфортно, когда рядом находился супруг, когда его мысли пересекались с мыслями светловолосого преподавателя литературы, когда их нити любви плели один крепкий канат, разрезать или разрубит который не удалось и не удастся никому. Никому! И уж об этом Бен позаботится - в том нет ни грамма сомнения. Губы неустанно прижимались к губам, язык скользил вглубь и ласкал, гладил, изучал... хотя прекрасно все знает. Губы танцевали в одном прекрасном танце поцелуев, а рука в волосах заводила еще сильнее, что мгновенно сказывалось внизу живота. Ощущалось легкое подрагивание, отчего по коже плоть профессора скользила достаточно рвано, иногда срываясь куда-то чуть дальше, приходилось рукой поправлять ее, чтобы Майкл не упустил ни грамма того огня, который ему уже уготован. На дворе уже был вечер, уже даже не вечер, а ночь... и Бен совсем пропустил эту смену времени суток, да и бог с ней! Это сейчас не самое важное. нова слышится шуршание упаковки, снова его плоть оказывается закованной в презерватив. А как хочется ворваться в него без резинки. Как хочется ощутить каждой клеточкой нежной кожи члена огненную бурю внутри Майкла, но... всегда есть какое-то "но". И у профессора это "но" было весьма веским - он был болен и болен на всю жизнь. Но давно научился жить и получать от жизни то, что делает его счастливым. И вот он - этот момент обоюдного сплетения, когда супруг начинает медленно опускаться на напряженный член Бена, когда его вход и его тело начинает принимать в себя все, что ему предложено, когда губы снова сплетены в поцелуе, а рука на плече. Любимый знает как завести, что нужно сказать и сделать. И вот Майкл уже медленно опускается и поднимается, заставляя член скользить внутри него. Взгляд пересечен со взглядом, в глазах читается необузданное дикое желание и профессор не сдерживается и несколько раз толкается резче, выбиваясь из ритма, что создал себе супруг, вырывая его из сладкой неги, давая новую порцию чувств.
- Майкл, любимый - находя в себе силы прошептать - я всегда буду рядом... всегда... чтобы не случилось, чтобы не ждало нас дальше. Мое сердце в твоих руках.. мое тело в твоих объятиях... моя душа навеки привязана к тебе. Ты подарил мне жизнь... подарил мне любовь. Я не смогу без тебя бороться... уже не смогу.
Больше не хватило сил что-то говорить - омут страсти захлестнул обоих, лишь краем уха услышал слова любимого и скользнул вниз, принимая куда более удобную позу. Сдерживаться профессор не мог - он вдруг начал толкаться бедрами сильнее, резче, вкладывая свои желания, свою похоть, страсть и чувства в каждое скольжение, разрывая ритм полностью, желая услышать любимые стоны. О боже! Да за это можно душу продать... образно говоря. Но душа Бена во во веки веков принадлежит только Майклу и только этот мужчина имеет право распоряжаться ею.
- Аааах... еще... еще... - обхватил свободной рукой бедро мужа, отправляя руку в гипсе на спинку где-то рядом с рукой Майкла и бедра, как по велению чьей-то палочки, задвигались еще быстрее. Не так сильно и быстро как при первом акте, но не менее страстно и горячо, заставляя любимого чуть подпрыгивать, иногда сильнее, иногда не очень, иногда сосем не двигаться, пока бедра описывают круги по часовой стрелке, а потом против часовой. Раз через раз с уст профессора срывались глухие рыки, не очень похожие на стоны, но больше похожие на рычание зверя, который в очередной раз показывает всему миру, что это его добыча, что это его мужчина, что кто посмеет посягнуть на него - тот получит страшное возмездие. И, быть может, все звучит грозно, но так и будет. Ради этого человека Бен готов совершать безумные поступки, идти в разрез своим принципам, уступать или доказывать что-то, любить так как никого и никогда не любил, дарить всего себя без остатка. Вот это и есть та самая знаменитая любовь, о которой написано тысяча стихотворений и сотни прекрасных прозаических творений. Это и есть та самая любовь и сейчас они оба воплощают ее в жизнь...
- И я люблю тебя - прозвучали ответные слова, после чего движения бедер вдруг заметно ускорились, добавляя перчинку в этот прекрасный танец двух обнаженных, мокрых и сексуальных тел.

Отредактировано Ben Bruckner (2012-03-11 15:37:10)

Он двигался быстро, быстрее, чем в прошлый раз... быстрее, чем когда-либо, стараясь утащить любимого за собой, увести его за руку из мира реального и предложить прогуляться где-то в другом измерении, где нет забот, нет проблем, нет ничего, кроме профессора, его горячо любимого супруга и дикой необузданной страсти, что плещется между ними словно река меж двух берегов. Майкл замер и Бен поймал себя на том, что его бедра задвигались еще быстрее, вталкивая горячую плоть сильнее, напористее, ощутимее. Сжал сильнее ягодицу мужа и забился в полную силу, не давая ни минуты передышки, ни секунды, не желая возвращаться в мир реальный, а желая остаться в плену этих глаз, в плену этого тела, в плену этих чувств. С уст все чаще срывались стоны, сменявшие мимолетные рыки, но вскоре звуки почти потухли. Губы профессора оказались в плену губ Майкла. Боже, что он творил сейчас с губами, с языком. Это не опишешь словами, это можно только чувствовать. И Бен принимал все, отвечал не менее горячо, соприкасаясь губами в жарком, диком поцелуе, подогревая момент близости губ скользящим напором в теле любимого. Тело напряжено, тело вновь покрыто испариной... и в какой-то момент стало до боли обидно, что рука закована гипсом. Как хотелось сейчас обнять его обеими руками, прижать к себе сильно сильно, зажать член между телами и подарить еще больше эйфории, еще больше наслаждения. Но не все коту масленица. За это время Бен уже и привык к тому, что во многом ему приходится работать одной рукой, начал даже извлекать какие-то свои плюсы из того, что вторая рука блокирована. Ну например теперь у него не просто белое полотно, а полотно с вполне себе симпатичной летучей мышкой, ну а во-вторых гипсом можно хорошо приложиться, если кто-то не поймет слов, а если нападет грабитель - бедный грабитель. Ну это все шутки да прибаутки. На самом же деле уже хотелось поскорее избавиться от гипса, пойти к доктору и услышать, что уже можно снимать, что все нормально, что нужно только не напрягать лишний раз руку. И он пойдет. И он надеется это услышать. Но будет это потом, ведь сейчас все его внимание и вся его сущность поглощена любимым, без которого жизнь не мила, без которого еда не еда, вода не вода и воздух не воздух. Ловил себя на мысли, что как жил без него? Но ведь как-то жил. Однако... была ли то жизнь? Вот и начинаешь понимать это только тогда, когда в твоей жизни появляется такое вот чудо, которое зовут Майкл Новотны, который любит комиксы и который стал твоим супругом, который всегда был рядом. Танец двух тел продолжался и, кажется, профессор совершенно не собирался останавливаться. И хотя тело было мокрое, а волосы прилипли ко лбу, темп не ослабел ни на секунду, но лишь увеличивался, плавно подводя обоих к пику, к моменту завершения. Краем глаза ловил движения руки любимого по его собственной плоти, а потом ощутил, что напряженные мышцы чуть сжали член профессора в теле, рука замерла на плоти. Но Бен не перестал двигаться, лишь раззадорило его это действие со стороны Майкла. Продолжил, пока не ощутил приятный ожог на своем теле, пока не увидел как из вершины плоти любимого выстрелили белоснежный фонтан прямиком на взмокшее тело профессора. И это взвинтило планку до каких-то таких пределов, что лежали за гранью человеческого понимания. Приподнял любимого и вышел из него, стаскивая резинку и уже скользя членом по пояснице. Не выдержал, хотя безусловно хотел еще помучить Майкла моментом своей разрядки. Но не выдержал... или не хотел выдерживать? В любом случае мышцы пресса сжались, по ягодицам и пояснице любимого скользнула белые вязкие полоски семени. Рука поднялась выше к лопаткам и прижала Майкла ближе к Бену. Ощущение мокрых волос на плече, волны содрогания от оргазма - об этом можно только мечтать. И все было очень хорошо, но до тех пор, пока их обоюдный экстаз не разорвал звук звенящего домофона. С большим сожалением отпустил супруга, с улыбкой наблюдая за тем, как тот судорожно пытается прикрыть еще не опавший член, как берет подушку и закрывается, чтобы открыть дверь. И вот в доме появилась пицца. А Бен совсем забыл, что Майкл заказал ее.
- Какие мы с тобой молодцы - добродушно хохотнул Бен, поглаживая член, все еще соблазняя любимого, все искушая его, выискивая в его действиях те самые нотки, от которых срывает крышу, рвет рычаги, рвет заслоны. И нос уловил умопомрачительный аромат пиццы. Поднялся на диване и какое-то время просто смотрел на супруга, как тот поедает свой первый кусок. И так не хотелось никуда идти, просто хотелось смотреть на него.
- Убедил - довольно легко скользнул с дивана, несмотря на то, что живот был в сперме, что тело подрагивало, что дыхание еще не полностью вернулось. Дверь холодильника податливо отворилась, а через какое-то время Бен вернулся с бутылкой напитка в руках. Стаканы брать не хотелось - к черту эти стаканы.
- Ты лучше возьми еще один - сел рядом, игриво толкая в бок локтем, не сильно и ласково - а то можешь больше не успеть.
Взял свой кусок и с нескрываемым упоением сточил его в какие-то секунды. Как же хотелось есть! Где бык? Где два быка? Да подавайте стадо целое - Бен все съест. Открыл бутылку напитка и приложился к ней, запивая вкуснейшую пиццу. Сейчас это был самый вкусный деликатес в мире, какой только можно придумать. Рука потянулась за вторым, но перед этим скользнула по груди мужа, опускаясь на живот и ниже, следуя по члену к коробке с пиццей.
- Я помню. Хочется поскорее услышать, что мне снимут - приподнял гипс - вот это... и может разрешат забрать домой, мм? Хочу эту мышку оставить дома.
Выходные благополучно заканчивались, начинались трудовые будни. Но таковыми они будут только для Майкла, если говорить в масштабе этого маленького государства имени Брукнеров-Новотны или Новотны-Брукнеров. Хотя... думается, что и Бен найдет себе занятие, чтобы совсем не умереть от скуки. Хитрый взгляд в сторону любимого, после чего второй кусок пошел по назначению прямиком в желудок профессора.

Бен слушал своего любимого и добродушно улыбался. Хорошо, что сейчас они улыбались, смеялись, что было хорошо и тепло в доме. Кажется, что мысли о том, что произошло в клубе, отошли на второй или даже на третий план. А может дальше? Нужно отвлечься, забыть. А узнать подробности всегда можно потом. Бесспорно какая-то часть профессора сгорала от неведения и требовала срочно все разузнать, но большая оставшаяся часть усмирила этот маленький кусочек.
- Целую пещеру, мм?
Мужчина доедал последний для себя кусок пиццы, допивая какие-то остатки колы, после чего легонько толкнул локтем Майкла в бок.
- Может мы тогда выставку мышек откроем? На стенах будут твои рисунки, причем это не будут картины, а будут именно рисунки на стенах. Как тебе такое?
И хотя это тоже была шутка, но всем давно известно одно изречение о том, что в каждой шутке есть доля правды. И если бы мысль профессора обрела материальную оболочку - это взорвало бы мир искусства... с какой-то из двух сторон. Сейчас им было очень хорошо, очень уютно и тепло. Самое лучшее время и плевать, что на часах уже бог знает сколько натикало. А ведь супругу уже на работу скоро, а он даже и не ложился. Бену хотелось отправить его спать, а с другой стороны... когда кусок ветчины упал на бедро, когда язык любимого скользнул по коже и выше мимо паха к ключицам, когда губы снова соединились во вкусном поцелуе - мозг профессора, казалось бы, отключился и рука в гипсе прижала мужа к себе, а губы целовали, целовали, целовали. Он не хотел прекращать это удовольствие, не хотел, чтобы наступало утро - хотел лишь одного... хотел Майкла.
- Ты что делаешь... мы же не уснем... - прошептал в губы и снова прижался жарким поцелуем, но все равно пришлось отпустить из своих объятий. Здравый смысл наконец-то победил и потребовал отпустить, чтобы дать возможность хоть чуть-чуть поспать. Бену хорошо - ему на работу только через неделю. Зато теперь сможет заняться творчеством, может напишет новую книгу или начнет ее писать. В Тибете было что запомнить, было что запечатлеть на страницах. Пока голова думала, супруг умудрился вступить в соус, а потом его голова пристроилась на коленях профессора, рука второго мягко опустилась на волосы и ласково стала перебирать пряди. Иногда пальцы скользили на шею, на плечи, еще ниже, но потом возвращались к волосам. Мимолетные фразы, поддержание разговора, улыбка и тепло - и ничего иного не нужно.
- Время? Что это?
Бен тихонько рассмеялся, посмотрев в сторону часов. Три часа ночи. Как быстро время пролетело... А ему казалось, что еще только начало вечера, а уже начало утра. Следующим пунктом их путешествия стала кровать. Первым лег Майкл, а уже потом, немного сумбурно, улегся и профессор, поцеловав грудь любимого, затем на плечо и снова на грудь, имитируя волну, а уже потом глаза стали закрывать.
- Люблю тебя - прошептал, улыбнулся и через несколько минут тихонько засопел.

Утро застало его спящим... Так крепко и хорошо профессор не спал уже давненько. Ему снилось, снилось что-то хорошее и светлое. Повернулся на живот и одеяло скользнуло с него полностью, обнажив все тело, оголив все, что только можно было. И никакого холода не почувствовал, рука в гипсе вниз, а вторую руку выпрямил, неосознанно во сне попытавшись обнять любимого. Но рука уже не застала его тело - рука немного погуляла по половине, на которой спит Майкл, а потом просто успокоилась и Бен продолжил свой сон.
- Мммм...?
Раздалось сонное хрипение. Глаза лениво открылись, а потом профессор повернулся на спину, обнажая другую половину себя, переднюю половину. Потянулся на сколько это было возможно, потянулся одной рукой и хорошенько зевнул, почесав живот и чуть ниже.
- Уже пора вставать?
Образ супруга еще был расплывчатым, сон еще не полностью ушел, его пелена застилала глаза. Лишь через некоторое время картинка стала проясняться. Где-то в голове скользнула мысль, что пора на работу и профессор резко подскочил на кровати, но потом только улыбнулся и успокоился.
- Мне же не надо сегодня на работу.
В это время до него наконец-то дошли слова супруга о том, что нужно зайти к врачу и что Майкл отправляется на работу. Поцелуй сразу же вернул Бена из сонного царства в мир реальный. Поцеловал в ответ, вплетая руку в затылок, углубив поцелуй настолько, чтобы на весь день запомнился, а потом отпустил и тепло улыбнулся.
- Не забуду, не забуду...
Сидел на кровати, провожая влюбленным взглядом любимого, а когда дверь за ним закрылась - встал с кровати и пошел в душ. Нужно было смыть с себя остатки соуса, сонливость... да и не пойдешь же к врачу в таком вот виде. Проведя под водой достаточно продолжительный отрезок времени, обнаженный профессор вытер свое тело и нагишом прошелся по квартире, чувствуя как легкое дуновение обдает его бедра и грудь. Сейчас, по идее, он уже должен идти в университет и думать о том, что будет рассказывать на лекциях. Как-то немного не привычно осознавать, что еще целую неделю будет бездельничать.
- Сначала схожу к врачу, а потом займусь уборкой... пойду наверно пораньше.
Ему было назначено, но больницы - это такое хитрое дело. Иногда назначают с таким промежутком, что доктора просто не успевают сделать свое дело и приходится ждать очереди очень долго...
- Кажется мне на девять... а нет вру - на десять часов. Как раз пока оденусь, пока дойду.
На лице снова заиграла тепла улыбка. Ему понравилось ходить нагишом по дому. Оставалось еще неожиданно запеть и начать танцевать. Но в итоге мужчина оделся, предварительно выглянув на улицу, взял ключи от дома, портмоне с деньгами и отправился в институт, где его уже ждали.

»Питтсбургский научно-исследовательский институт скорой помощи

Отредактировано Ben Bruckner (2012-03-23 12:52:53)

>>> Магазин комиксов "Rad cape comics"

Спать по ночам? Для слабаков. Этой Ночью Хантер даже не ложился, предпочитая заниматься куда более интересными делами. Куда более интересными – это кстати вовсе не провисеть десять часов в интернете, дроча на порнушку, если кто-то вдруг об этом подумал. И нет, валяться на кровати и раскуривать заранее припасенный косячок – это конечно замечательная идея, но сегодня Хантер вовсе не этим занимался. Собственно чем же еще может промышлять девятнадцатилетний парень в темное время суток, запершись в своей комнате?
Конечно же читать!
Серьезно. Хантер читал. Схватил первую попавшую на глаза книгу, (благо в квартире наблюдалось превеликое множество самой разнообразнейшей книгопечатной продукции, спасибо профессору) и просидел с ней всю ночь, прерываясь лишь для того, чтобы сгонять на кухню и перехватить что-нибудь из холодильника. Вообще-то изначально Хантер намеревался убить таким образом лишь часа два свободного вечернего времени, а потом ближе к ночи свалить в какой-нибудь питтсбурский клуб… но книга внезапно оказалась весьма увлекательной, и Джеймс сам не заметил, как засиделся  до самого утра. Вот уж позор так позор, вместо того, чтобы отжигать всю ночь на танцполе – как последний задротишка просидеть в обнимку с книгой и переживать, что же там блядь в конце концов случится с главными героями – Робертом и Пат. Да, рандомно выбранная книга называлась «Три товарища». Ремарк.
«Вам хорошо, вы одиноки. Все это, конечно, так — одинокий человек не может быть покинут. Но иногда по вечерам эти искусственные построения разлетались в прах, а жизнь превращалась в какую-то всхлипывающую, мечущуюся мелодию, в водоворот дикого томления, желания, тоски и надежды все-таки вырваться из бессмысленного самоодурманивания, из бессмысленных в своей монотонности звуков этой вечной шарманки. Неважно куда, но лишь бы вырваться. О, эта жалкая потребность человека в крупице тепла.»
Одному пожалуй действительно проще. Хантер так раньше думал, да. Мать, все эти приемные семьи, сменяющие одна другую…Кому как не Джеймсу знать, что глупо строить иллюзии о том, что ты действительно кому-то нужен в этом мире. Что, чем меньше привязываешься к людям, тем меньше потом разочарование, когда они тебя покидают. Что… А впрочем неважно. Быть одиноким всё равно дерьмово, что бы там кто ни говорил. О, эта жалкая потребность человека в крупице тепла. Главное - суметь вовремя остановиться в своей ненависти и перманентном разочаровании от жизни, и научиться доверять людям, для которых ты действительно важен. Избегать привязываться к людям только из страха, что когда-нибудь они тебя покинут – это удел трусов.
Итак, Хантер просидел на полу своей комнаты, уткнувшись в книгу, до самого утра, не в силах оторваться, и желая узнать, чем же все-таки закончится эта невеселая история про трех товарищей. На звуки, доносящиеся из кухни, которые означали, что Майкл с Беном видимо уже проснулись, Хантер никак не отреагировал. А вот проигнорировать соблазнительный аромат было уже сложнее, особенно если учесть, что желудок Джеймса вот уже пару часов возмущенно требовал еды.
Дочитать оставалось буквально пару страниц, поэтому парень  не стал откладывать книгу, а вышел из комнаты прямо с ней, находу натыкаясь на всевозможные косяки и углы шкафов, но всё равно упорно не отрывая взгляда от  мелькающих перед глазами строчек. Каким-то чудом парень умудрился добраться до кухни,даже не свернув себе по дороге шею, и  плюхнулся на один из стульев, расставленных вокруг обеденного стола.
-Твою ж мать, так и знал, что она умрет!- не выдержав, тихо буркнул Хантер, переворачивая очередную страницу. Что за идиотизм – заканчивать историю смертью главной героини. Да это же теперь на весь день испорченное настроение! Парень фыркнул , захлопнул книгу и тут же уперся взглядом в огромное блюдо с выложенными на нем кусочками курицы и салатом в качестве гарнира.Так вот чем так вкусно пахло!
И только после этого Хантер наконец поднял голову и встретился взглядом с самим шеф-поваром виртуозом, приготовившим всю эту прелесть.
-Доброе утро,- парень слегка улыбнулся, затем откинулся на стуле и потянулся, разминая затекшие конечности. Спать хотелось дико, и Хантеру стоило сейчас немалых усилий подавлять зевоту и не клевать носом прямо за обеденным столом. А ведь он сегодня собирался еще и работу искать! Куда там, сейчас у Джеймса было только одно желание – завалиться в свою кровать и подремать хотя бы пару часиков. Оставалось лишь надеяться на чудо – то есть на  крепкий черный кофе, который сможет вывести парня из этого полусонного состояния.
-Выглядит аппетитно.
И красиво. Настолько красиво, что Хантеру было даже жалко притрагиваться к этому произведению искусства и портить общую композицию.

Отредактировано Hunter (2012-05-31 20:52:43)

Когда родители застают своего примерного сынишку-отличника с сигаретой в зубах, это крайне неловко. И наоборот, когда заправский засранец-раздолбай вдруг начинает интересоваться литературой и всю ночь сидит в обнимку с книгой – это неловко вдвойне. Неловко, прежде всего, потому, что чтение книг нисколько не прибавляет крутости. Да лучше бы Бен действительно думал, что Хантер провел всю ночь в клубе! А то как последний унылый ботаник просидел всю ночь в своей комнате, тьфу. И потому Джеймс уже раз сто успел пожалеть, что вообще притащил с собой эту чертову книжонку. Теперь вот Бен хотел узнать еще и его мнение о прочитанном.
-Не понравилась.- Хантер фыркнул и пустил книжку к профессору по столу, чтобы тот увидел название. – Зачем вообще писать книги с плохим концом, этого дерьма и в реальной жизни хватает, разве нет?
Зачем лишний раз напоминать о смерти, когда она и так намного ближе, чем хотелось бы. Почему эти главные герои просто не могут жить долго и счастливо хотя бы в долбанных книгах.
Получилось, пожалуй, чересчур резко. Это, наверное, из-за того, что тема смерти была для Хантера вообще слишком болезненной. Это именно та тема, которой парень всегда старался избегать в своих мыслях. Просто не думать об этом. Хотя, конечно же, очень глупо полагать, что если закрыть глаза, то проблема  исчезнет сама собой. Просто… парень пока до сих пор не понял, как ему с этим справляться, как ему с этим жить. И, конечно же, зря он так высказался про эту книгу. Хорошая. И она нисколько не виновата в том, что у Хантера ВИЧ.
Парень взял тарелку и жадно набросился на еду, время от времени задумчиво поглядывая на отца. Вот он такой сильный и никогда не перестает бороться. Никогда не сдается. И совсем не боится. Как, черт возьми, у него это получается? Хантер хотел бы быть хоть немного похожим на Бена. Хотел бы тоже не бояться.
Да, Джеймсу определенно повезло, что перед ним был такой пример. Практически свой персональный супермен, на которого хотелось равняться и в непобедимость которого хотелось искренне верить.
Вопрос об учебе заставил Хантера инстинктивно напрячься,  рука с вилкой застыла на полпути, так и не достигнув своего конечного пункта.
-Всё хорошо,- осторожно ответил парень, немного помедлив. В конце концов, нет ничего странного в том, что отец интересуется учебой сына. Это вовсе не значит, что он начал что-то подозревать.
Кстати, я все думал, но никак не могу вспомнить, а что у тебя было с документами не так? 
Вилка с громким стуком полетела на пол, и смущенный Хантер полез за ней под стол, на ходу лихорадочно соображая, что же могло бы быть не так с его документами. Майкл  точно сейчас придумал бы что-нибудь убедительное, но как назло ему почему-то именно в этот день приспичило поваляться в кровати подольше.
- Это по поводу усыновления. Вроде в каких-то документах мелькала моя старая фамилия, они хотели просто уточнить, чтобы потом не было никаких недоразумений…
Хантер снова занял своё место и попытался принять как можно более невинный и непринужденный вид. Он прекрасно помнил, что Бен лично проверял все документы, однако помнил ли об этом сам профессор?
Если что, можно будет соврать, что проверкой документов занимался Майкл.
-Да, сейчас все…отлично.
Парню очень не понравился этот испытующий, даже, как ему показалось, в какой-то степени подозрительный взгляд отца. Неужели он всё знает и теперь просто пытается добиться признания от Хантера? Майкл проболтаться не мог, не в этом случае. Он больше Джеймса переживал за душевное равновесие мужа и не допустил бы никаких потрясений, особенно сейчас, после катастрофы. Неужели Бен звонил в колледж? Звонил, а там ему и рассказали об исключении сына, всё правильно.
Хантер уткнулся взглядом в свою тарелку и принялся  увлеченно ковырять вилкой в остатках салата. Есть уже совершенно не хотелось, хотелось просто исчезнуть куда-нибудь подальше, чтобы избавить себя от этой неприятной беседы.

Отредактировано Hunter (2012-06-03 22:06:01)