начало игры
Едва различимый шепот у самого уха, горячие и липкие поцелуи куда-то в шею, а руки так сильно сжимают тело, что, кажется, еще немного, и он сломается пополам. Приторно сладкий запах дешевого алкоголя, буквально пропитывает их, глубоко внедряясь под кожу. Так что этот тошнотворный запах удастся убрать не сразу - придется помокнуть в ванной пару часов, чтобы от него перестало за версту разить клубной выпивкой и духами его партнера.
-Том, тише, - шикнул на парня, пытаясь оттолкнуть его от себя, избегая очередного не желанного поцелуя, - убери руку с домофона, ты весь дом разбудишь. - бросая себе за спину быстрый и короткий взгляд, при этом умоляя всех ему известных Богов, чтоб ни одна из сердобольных соседок не проснулась среди ночи, желая узнать, а что это творится у них там, перед самым домом. - Томас. - Чарльзу хотелось кричать на весь двор, орать так, что бы дребезжали стекла, но все, что он мог себе позволить, так это зло шипеть на своего спутника, между делом пытаясь выудить ключи из огромных карманов джинс. - Я тебя придушу, если ты сейчас же не заткнешься, - прижимая ладони к его рту и одаривая юношу весьма красноречивым взглядом. Чарли, и правда, мог выполнить свою угрозу, не в его правилах было бросаться словами на ветер, особенно, если от этого зависела сохранность его шкуры и репутации. - Томас, покаааа, - пытаясь выдернуть свою руку, а точнее растянувшийся рукав свитера, из цепких пальцев горе-кавалера, протянул Грин, делая акцент на последнем слове. - Я сказал... - но мальчишка не успел донести свою мысль до пьяного мозга спутника, как был повален на холодный и весьма не дружелюбный пол в подъезде. Юноша уже успел пожалеть, что ему удалось найти ключи, все же падение на дверь не было бы таким болезненным. - Ты меня вообще слышишь? Нет? - руками изо всех сил пытаясь оттолкнуть от себя раскрасневшееся лицо Тома. - Нас старик может спалить. Он у меня страшный гомофоб. Яйца тебе отрежет и на веревочку приделает, будешь потом на шее носить, и не докажешь же, что не кастрат. - протараторив первое, что пришло ему в голову, на несколько минут перестал вести ярую борьбу за свою сохранность. По лицу его оппонента было ясно, что сейчас в его голове проходит сложный мыслительный процесс, закончиться которому мешает выпитое чуть раньше. - Я, правду, говорю. - убедительно кивая головой и делая страшные глаза, изображая заботливого отца в гневе.
"И почему мне так на идиотов везет? - провожая удаляющегося Томаса взглядом. У того неожиданно появились какие-то дела, которые ему срочно нужно было исполнить. - Ага, в три часа ночи. - игнорируя лифт и начиная подниматься по лестнице, попутно пытаясь привести свои мысли в относительное спокойствие, а так же вспомнить о таких важных вещах, как равновесие и прямая линия. - Может, он сам сегодня дома не ночевал? - прижимаясь плечом к двери, тщетно пытаясь отыскать ключом замочную скважину. - А что? Пускай и старик, а кому-то и понравиться может. - непонимающе глядя на выскользнувший из руки ключ, что теперь валялся около его ног. - Прекрасно. - пытаясь не потерять, только что найденное равновесие, Чарльз наклонился за связкой, большую часть которой составляли брелки различного калибра и окраски. - А это откуда? - ошарашенно глядя уже не на ключи, а на дверную цепочку, что мешала окончательно открыть дверь и войти в квартиру. - Что-то мне подсказывает, что Дамиан дома" - кое-как просунув руку в узкую щель и сняв цепочку. Предательская дверь открылась с невероятным скрипом.
Закрыв за собой все замки и скинув кроссовки, Чарльз постарался, как можно бесшумнее проникнуть в обитель хлама, который по совместительству выполнял и роль его комнаты. Не то что бы он боялся отца, но ведь люди всегда такие ворчливые и злые, если просыпаются ночью, так зачем же усугублять себе жизнь. Дамиан и так подарком не был.

Отредактировано Charles Green (2012-07-04 14:28:15)

Сегодня пол в коридоре был на удивление бугристым и неровным. Приходилось держаться рукой за стену, чтобы не споткнуться о какую-нибудь из волн паркета и не полететь носом вниз. На сегодня он и так уже насобирал свою порцию гематом и ссадин: половина была получена в клубе при знакомстве с Томасом, а вторая часть при попытке с ним распрощаться. Так что единственное о чем сейчас мечтал Чарльз, так это без приключений, а мальчишка вполне мог найти их и за пять шагов до своей комнаты, добраться до спальни и завалиться спать до следующего вечера, а то и последующего утра. От занятий в школе его все равно отстранили на прошлой неделе. На этот раз причиной послужило то, что Грин пришел на уроки в юбке, тем самым подорвав и без того шаткую дисциплину захудалой школы. Но две недели без занятий и выволочка у директора стоили того, что бы увидеть все эти удивленные и ошарашенные лица, учеников и учителей, когда он переступил порог школы. Вот только отца нерадивый сын не посветил в тот факт, что ближайшие дни он будет проводить дома, мозоля ему глаза с утра до самого вечера. Чарли вообще имел удивительную способность забывать про Дамиана, впрочем, мужчина всегда напоминал о себе, и, надо сказать, напоминания эти были не очень приятными.
-Полночь? Я думал уже три часа. - невинно пробормотал, останавливаясь по середине комнаты и стараясь не встречаться с отцом взглядом. Пьяный мозг услужливо фильтровал иронию в словах мужчины, принимая все за чистую монету. - Не называй меня так. - глупое прозвище, придуманное ни кем иным, как его идиотом-папашей, неприятно резануло по ушам, заставляя мальчишку поморщиться, инстинктивно делая пару шагов назад, когда Дамиан поднялся с кровати, направившись к нему. - Больно, пусти меня. - пытаясь вырвать руку, но без особых успехов. Все же отец относился к другой весовой категории, нежели он сам. - Дамиан! - упираясь ногами в пол и пятой точкой чувствуя, что ни к чему хорошему мужчина его точно не притащит, а ко всему плохому мальчишка испытывал самые отрицательные чувства и встречи с ними не искал, по крайней мере, в таком состоянии. - Больно же. - потирая запястье, а после и бок, которым он ударился о край стола. Сейчас отец его пугал. Он и так никогда не вызывал особо теплых чувств в душе парня, но в данный момент вся та неприязнь, которую Чарльз испытывал к мужчине, просто потонула в волне какого-то детского страха перед разозленным родителем. - Я не пью, а спаивание малолетних карается законом. - отталкивая от себя протянутую руку с банкой пива и отрицательно мотая головой. - С чего ты вообще взял, что я пил? Я вон даже могу сказать Гиб... Гиблт... Гиблатрар. Хорошо я пил. – подперев голову рукой, согласился Чарльз. - Какой же это ком... - мальчишка замолчал. Слово встало поперек горла, явно давая понять, что заплетающийся язык его не выговорит, - в общем это не вот это, так как плюсы только тебе, а я это пить не буду. - с каждой минутой фразы Чарльза становились все более непонятными даже для него самого, однако последние слова заботливого папочки заставили его немного прийти в себя и даже выдать что-то наполненное смыслом. - С какой стати? Мари мне не запрещала пить. - с десяти лет Чарли перестал называть свою маму "мамой", она просто не ассоциировалась у него с этим словом, а потому он и перевел ее из категории "мама" в категорию "Мари". Отца же, которого он никогда не знал, Чарли с первого дня знакомства называл только по имени. - Я не бу-ду. - произнеся по слогам, уперто уставился на мужчину. Чарльз прекрасно знал, что Дамиан понимает, что говорит и действительно может выполнить угрозу, только вот и он не собирался так просто сдаваться. Их квартира была маленьким полем битвы, на котором они одерживали победы с переменным успехом. - Я устал и пошел спать, можешь напиваться здесь один. - потягиваясь и поворачиваясь к отцу спиной.

Чарльз любил, когда в разговоре последнее слова оставалось за ним. После этого, какой бы ссора не выглядела изначально, он все равно чувствовал себя победителем, которому удалось уложить своего соперника в самую последнюю минуту. Вот и сейчас, решив не давать драгоценному папочке продолжать бессмысленную, на взгляд самого Чарли, беседу, мальчишка поспешил ее закончить и скрыться у себя в комнате подальше от своего раздраженного родителя. Однако исполнению этого плана помещала рука, схватившая его за край, и без того растянутого, свитера и притянувшая к Дамиану. Отец не выглядел особенно внушительным, но по сравнению с ним Грин все же проигрывал, так что победа в любом физическом споре была за старшим по умолчанию.
-Ничего не знаю. Я не буду это пить. - передразнивая раздраженный и злой голос родителя, проговорил Чарльз, извиваясь всем телом, чтобы хоть как-то помещать мужчине связать руки за своей спиной. Все это ему совершенно не нравилось. С матерью жилось совершенно по-другому. Не то чтобы она совершено махнула на него рукой и не занималась его воспитанием, но и в подобные крайности, как ее бывший муж, Мари не впадала. Максимум, что она могла сделать, так это отвесить подзатыльник, но надо отдать должное рука у женщины бал тяжелая, и голова после ее ударов просто трещала. Но в последнее время Мари все больше плакала и плакала, видимо пытаясь воззвать к чувствам сына. Чарльзу было жаль ее, иногда даже стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Возможно, его воспитанию, правда, не хватало мужской руки. К слову эта самая мужская рука в данный конкретный момент рылась в кухонных ящиках в поисках чего-то. - Дамиан, не надо, - отчаянно мотая головой, протараторил мальчишка. - Не смей этого делать! Так нельзя! Нет. - плотно сжимая зубы и продолжая вертеть головой, не давая вставить воронку себе в рот. Но силы были не равны, и все было понятно еще тогда, когда сильная рука сжала край его свитера, заставив вернуться.
Воронка давила на язычок и корень языка. Мальчишка запрокинул голову, но неровный нижний край все равно продолжал упираться, стимулируя рвотный рефлекс. Не переваренные остатки уже вчерашнего ужина поднимались вверх, смешиваясь с пивом. В уголках, распахнутых от страха глаз, выступили слезы, бессильной ярости и ненависти. Мальчишка дрожал, не в силах ни проглотить этот отвратительный ком, не выплюнуть его. Он мог только ждать того момента, когда все это закончится. Чарльз не ненавидел отца, юноша просто хотел, что бы сейчас он сдох. От инсульта, например. Или от инфаркта.
Резко поддавшись вперед, наклонил голову, разжимая зубы и выплевывая воронку - все это сопровождалась весьма характерным звуком и процессом. Горло ужасно болело, а резкий и неприятный запах рвоты, казалось, за считанные минуты успел пропитать все вокруг. Остатки еды вперемешку с пивом, а так же и с тем спиртным, что было выпито в баре, были на самом Чарли, на полу и даже на ногах Дамиана.  Хотелось вытереть губы, убрать с лица рвоту, но его руки были хорошо связанны за спиной, так что единственное, что Чарльз мог, так это испепелять отца взглядом и желать ему скорейшей смерти, желательно сегодня и прямо сейчас.
-Вот и постучись головой о стенку - накажи остатки своего мозга.  - прошипел сквозь зубы. Чарльз не любил язвить про себя, но делал он это не всегда к месту и во время, а потому старательно понижал голос, чтобы его не услышали. Наверно, следовало изменить тактику поведения, чтобы его уже отпустили, если не спать, то хотя бы в душ. - Мне плохо, Дамиан. Меня тошнит. - жалобно протянул. - Я все понял: пить плохо. Я больше не буду. Отпусти. - подобные трюки не раз срабатывали с Мари, когда она грозилась прибить его скалкой, но вот на отце они еще испытывались, а потому ожидать можно было чего угодно.

-Дамиан! Дамиан! - протяжно тянул мальчишка на повышенных тонах, пытаясь привлечь к себе внимания отца, вновь рыщущего по ящикам в поисках чего-то. Жалкие остатки инстинкта самосохранения сигналили во всю мощь, которая была им подвластна, только вот толку от этого ни какого не было. Сбежать Чарльз просто физически не мог, вот и оставался лишь вариант вопить и действовать мужчине на нервны в надежде, что все это его так достанет, что он просто разорется и оставит его одного. - Пусти. От-пус-ти. - снова и снова не меняя интонации и громкости, попутно пытаясь отвлечься от вкуса горечи во рту и тянущей боли в области живота. Чарли умел действовать на нервы. Отростки нервных клеток были единственным музыкальным инструментом, на котором Грин умел играть. Можно даже сказать, что игру на них он освоил в совершенстве. Только вот реакция на подобное представление всегда была разная, и если в большинстве случаев Чарльз рассчитывал на победу, то при игре на нервах Дамиана он действительно не знал чего ему ожидать. И дело было не столько в том, что отец и сын практически не знали друг друга, сколько в том, что ни один из них не желал проигрывать и уступать другому, всячески доказывая, что именно он, а не другой, является лидирующим самцом в этом прайде. - Дамиан! - грохот, с которым закрылся очередной ящик, заставил красноволосого юношу прикусить язык, вжав голову в плечи. Вскоре мужчина перестал громыхать ящиками, срывая на них свою злость и раздражение, а все из-за того, что его поиски наконец-то увенчались успехом... к сожалению. - Извращенец, - усмехнулся, пытаясь вырвать руки, но без особого успеха, - ты оказывается и таким увлекаешься, папочка. Чего они только на кухне делают, мм? - Чарльз попробовал засмеяться, но вместе смеха раздалось бульканье, и мальчишка поспешил замолчать. Не хватало еще, чтобы его снова вырвало опять же по вине этого придурка, который, спустя семнадцать лет, неожиданно вспомнил, что он оказывается отец и надо бы заняться воспитанием своего нерадивого чада. Только вот поздно уже, что выросло, то выросло. Сорняк от каждодневного ухода в розу не превратиться, максимум зацветет и станет еще больше и нахальнее. - Прекрати, это уже не смешно, - вваливаясь следом за отцом в ванную, уже не особо сопротивляясь по причине банальной нехватки сил. Чарли устал. Он был пьян и хотел спать, и уж ему точно не хотелось принимать участие в идиотско садистских играх своего полоумного папаши, только вот кто его спрашивает?
Кто бы мог подумать, что от таких, на первый взгляд ласковых и заботливых, слов могут мурашки побежать по коже. Наверное, если бы подобное было сказано нормальным отцом нормальному сыну, то и ощущения были бы другими. Но Дамиан, мягко говоря, не был образцовым отцом, а Чарльз - далеко не идеальный сын, а их отношения и вовсе напоминают нескончаемую бойню, в конце которой кто-нибудь обязательно погибнет просто потому, что невозможно иначе. А потому в этом семействе даже самые заботливые слова на деле оказываются чем-то совершенно противоположным.
На несколько минут  Чарльз забыл, что вообще нужно дышать. Ледяная вода душила. Она сжимала его голову, грудь, не давая вздохнуть. Огромные и холодные щупальца обхватили его тело, отчего одежда момента промокла насквозь, прилипнув к тощему телу. По лицу текла тушь, оставляя после себя темные полосы. Красные волосы прилипли ко лбу и щекам. Посиневшие губы дрожали, в то время как зубы уже по всю отбивали гимн холоду. У всего этого был один единственный плюс - разум Чарли прояснился, пускай и не до конца.
-Б-б-больной уб-б-б-людок, - заикаясь, произнес мальчишка, который даже не мог обхватить себя руками за плечи, не то что снять промокшую одежду. - Теб-б-бе лечится надо. - пятясь к двери ванной, все же не далеко от рук отца находилось уйма всего того, что при желании можно запустить в его бестолковую голову. - Я в-в-все Мари рас-с-скажу и б-баб-б-бушке. - совсем как-то по детски пригрозил Чарльз. Он просто не понимал того факта, что своей матери он сейчас не нужен - она и так потратила на него большую часть своей жизни и теперь собиралась пожить для себя. А бабушка и дедушка - родители отца - Чарли даже не знал, как с ними связаться. Они сами всегда звонили ему на день рождение и Рождество. Но сейчас юноша отчаянно цеплялся за любого, кто даже гипотетически, только гипотетически, мог забрать его от Дамиана. - Теб-б-бе вооб-б-бще нельзя быть от-т-тцом. Теп-п-перь п-п-понимаю, п-п-почему Мари теб-бя б-б-бросила. Нен-н-навижу. - со всей силы, на которую было способно это тщедушное тельце, ударил мужчину по ноге.
Чарльз ненавидел Дамиана. Он был обижен и зол на него за то, что отец оставил его и мать. Детская обида? Но ведь Чарли и есть ребенок. Глупый ребенок, не желающий принимать того, что кроме отца у него теперь никого нет. И хочет он или нет, но ему придется терпеть его до тех пор, пока он не достигнет совершеннолетия.

-Отвали, - прошипел, когда его прижали спиной к холодной стене, отчего по телу пробежались противные мурашки. Язвительные слова так и замерли на губах заглушенные звоном пощечины. Щека пульсировала и болела, с каждой минутой наливаясь краской. Хотелось прижаться ею к спасительно прохладной стене, что мальчишка тут же и поспешил сделать, повернув голову и скрыв лицо за мокрыми волосами. - Замолчи! - иногда слова бывают куда сильнее ударов, и даже могут заглушить собой боль от недавней пощечины. - Замолчи сейчас же! - стараясь перекричать, заглушить слова, бьющие в самое сердце. Только бы не слышать всего этого, продолжая убеждать себя, что это лишь очередная глупая ложь Дамиана, чтобы сделать ему больнее. Ведь мать не может не любить своего ребенка. Она просто не может отказаться от него из-за... из-за неродного человека. Так не бывает. Это не правильно. Матери всегда любят своих детей больше всех, какими бы жестокими, капризными и неправильными они ни были. Чарли верил в это. Верил, когда Мари говорила ему, что это всего лишь на несколько дней. Верил, когда собирал вещи и садился в автобус. Верил, когда мать обрывала разговор на полуслове, оставляя после себя длинные гудки. Чарльз продолжал верить и тогда, когда она и вовсе перестала отвечать на звонки, и в телефонной трубке раздавался холодный голос автоответчика. Чарли верил, ведь кроме нее - этой слабой и инфантильной женщины - у него никого не было. - Замолчи! Ты ни черта не понимаешь, Дамиан! - выкрикивая отцу прямо в лицо в последней попытке убежать от правды.
Попятившись назад, выбежал из ванной и замер. Ему некуда было бежать. Наручники все так же цепко сжимали его запястья, лишая возможности открыть запертую на ключ входную дверь. Кричать? А смысл? В этих дорогих квартирах установлена звукоизоляция - кричи - не кричи, а толку все равно ноль. Он был загнан в клетку. В приличную такую трехкомнатную клетку, и все же... Чарльз отдал бы сейчас все, что у него есть, только бы, как по волшебству, очутиться в своей старой крохотной квартире, провонявшей горелой пиццей и дешевыми духами матери. Но чудес не бывает, и ему, как большому мальчику, следовало бы уже знать об этом.
В комнате отца, впрочем, как и во всей квартире, за исключением спальни Чарли, царила идеальная чистота. Обилие сдержанных и холодных цветов: лишь белое и черное  - ни единого яркого пятна, если не считать Чарльза, брошенного на кровать. Он как-то выбивался из общей картины этого минималистического мира, в которую, однако прекрасно вписывался сам Дамиан. Чем-то эта квартира напоминала мальчишке больницу. В ней было так же неприятно находиться, как и в лечебном заведении, а еще от нее за версту несло холодом и равнодушием. Чарли искренне начинал нервничать каждый раз, когда только переступал порог квартиры. Все его попытки хоть как-то оживить интерьер гасились на корню, так что в противовес большей части жилища, комната мальчишки напоминала собой сумасшедшую радугу, скомканную в клубок. Ему просто жизненно необходимо было иметь хоть что-то теплое, хоть что-то мало-мальски яркое в этом царстве серости и убогости, - "иначе я сойду с ума здесь" - отчаянно пытаясь перевернуться и сесть на кровати, краем глаза наблюдая за перемещениями отца и его действиями. Лучшего бы он этого не делал... медленно, но верно сердце падало куда-то вниз.
В начальной школе Чарльз дружил с одним мальчиком, которого дома порол отец. Он всегда, даже когда было очень жарко, носил длинные брюки и никогда не переодевался, если кроме него в раздевалке был еще кто-нибудь. Он не любил говорить об этом и на все расспросы отвечал только то, что это очень больно и когда его отец порет, он старается представить себя в другом месте, где ему хорошо. После таких разговоров Чарли всегда бежал к Мари и бросался ей на шею, мысленно радуясь тому, что у него нет отца, а значит, и нет того, кто бы его порол.
-Дамиан, не надо, - испуганно пролепетал мальчишка, оказавшись на коленях отца. - Пожалуйста, не надо, - когда руки мужчины, расстегнув молнию на джинсах, потянули их вниз. Похоже, дорогой папочка решил взяться за его воспитание основательно и безапелляционно, полностью игнорируя просьбы. - Это не честно, не честно, - извиваясь на коленях мужчины в последней попытке избежать наказания. - Я тебя всего лишь пнул, Да-а... - он так и не смог договорить, срываясь на громкий крик от первого удара. - Скотина! Изверг! Ненавижу! - это было больно и унизительно. Ругательства помогали отвлечься, но лишь по началу, пока шлепки были не такими сильными. Боль накатывала волнами, и каждый раз, когда Чарльзу казалось, что он уже привык и так больно как раньше уже не будет, на его заднице появлялся очередной рубец, заставляющий громко вскрикнуть.
Недавняя пощечина теперь казалась лишь легким поглаживанием и не более того. Ягодицы горела огнем, а удары не становились слабее или хотя бы реже. Сдерживающийся по началу, после первого крика, Чарльз всхлипывал, глотая слезы бессильной ярости и обиды. Он не хотел доставлять этому чертову садисту удовольствия, но черт! Как же ему больно!
Пожалуйста, пожалуйста зазвони телефон или хотя бы дверной звонок. Пожалуйста, пусть кто-нибудь ошибется дверью и даст ему хотя бы несколько минут передышки. Пожалуйста, кто-нибудь... хоть кто-нибудь... помогите... Но телефон молчал, дверной звонок не подавал сигналов, а послышавшиеся было шаги на лестничной площадке затихли за соседней дверью. И больше нет ни мыслей, ни ругательств - ничего. Только одно единственное желание, чтобы все это наконец-то закончилось и отец перестал полосовать его многострадальный зад.
-Папа! - выгибаясь дугой после особенно сильного удара, выкрикнул Чарльз, уже не отдавая отчета  своим словам. - Больно, папа. Больно.

отыгрыш будет закончен во флеше *здесь будет ссылка*

Отредактировано Charles Green (2012-10-03 18:24:05)