Начало игры

     Пиная ни в чём не повинную жестяную банку от коки, Лис брела по тёмным улицам, едва освещённым фонарями. Сумка, сегодня не обременённая ноутбуком, позволяла шагать относительно прямо и даже надеяться на то, что спина не разболится слишком сильно, когда придёт время отправляться ко сну. Банка, не желающая больше терпеть издевательств от лёгких кед, слиняла под ближайшую лавку. От наглости такой даже Лоренц затормозила. Взгляд её сосредоточенно просверливал сквозь две доски дыру в своевольной жестянке, а мысль пошла куда-то в другую сторону. Руки же свернули на свой собственный путь и быстрым отработанным жестом откинули верхнюю часть сумки, открыли замок и достали из пачки сигарету, а вместе с ней и зажигалку. Оставалось лишь, прикусив фильтр сигареты, поднести к другому её концу огонь зажигалки и прикурить. Сделав глубокий затяг, Лис громко щёлкнула крышкой зажигалки, но двигаться не начала - ступор ещё не прошёл. Глаза продолжали плавить метал банки, свободная правая рука методично отнимала соску от губ и возвращала её обратно, а пальцы левой руки медленно поглаживали заднюю стенку "машинки для высекания огня", точнее, выгравированную надпись: "To beloved fucking Spook".
     Элисабет присела на скамейку. Сверху, помимо луны и звёзд, скрытых частично облаками, светила пара фонарей. Впереди невозможно было разглядеть ничего, окромя полосы деревьев, за которой лениво и крайне редко проезжали машины. Шведка курила медленно. Торопиться было некуда - дома никто не ждал, в гости никто не звал (что не мудрено, звать-то особо не кому). Смеха ради, Спок достала смартфон и кинула беглый взгляд на экран. Удивительно, но там она обнаружила непринятый звонок и пару гневных смс от Виржи, смысл которых сводился к тому, что Лоренц - подлая дрянь с мерзкой привычкой пропадать на хренову кучу времени в сраное никуда, не отвечать на звонки и сообщения, не появляться дома или же попросту делать вид, что её (то есть Лис) там нет. В общем-то, так всегда было, когда Лоренц на самом деле выпадала из жизни Адамс. Так что, удалив всю эту информационную ерунду, Ло выбрала функцию создания нового сообщения, быстро набрала "The same old story" - и сие послание отправила подруге. Долго ждать ответа не пришлось.
     "Твою богу душу, Спок! Чтобы через полчаса твой тощий зад был дома!"
     Лоренц уже настолько привыкла к экспрессивности подруги и её прямой манере общения, что это послание не вызвало даже лёгкой усмешки. Девушка лишь глянула на часы, дабы оценить время. Часы показывали почти полночь, и Эльс поняла, что снова проспит приличную часть следующего дня. Да и насрать - окурок полетел в урну, телефон забрался обратно в карман, ноги поднапряглись, подняв туловище со скамейки и понесли его по направлению к дому. Насколько подсказывали Лоренц её внутренние часы, у неё на дорогу должно было уйти от силы 24 минуты. Так что можно было надеяться на то, что по башке от Адамс ей влетит только за трёхнедельное молчание, а не за опоздание в добавок.
     Но спокойный поход начал терять своё очарование, когда Лоренц зашла в жилой квартал. До её дома надо было пройти два перекрёстка по прямой, а потом немного побродить в переулках, пока, наконец, не появится знакомое крыльцо. В таком расположении был значительный плюс - всегда можно было, при необходимости, петляя по закоулкам, скрыться от какого-нибудь недоброжелателя. Однако это же преимущество обращалось в недостаток, когда кто-то выбирал худосочную персону в качестве жертвы. И вот этот самый вечер обещался стать одним из неприятных.
     Лис, будучи человеком настороженным и реалистичным, почти никогда не пользовалась наушниками на улице, особенно в позднее время. Это позволяло ей хорошо слышать то, что творилось вокруг - пищание крыс в мусорных баках, ругань пьяных прохожих, гудки машин, и, что самое очаровательное - чужие шаги. Именно их сейчас и слышала Лоренц за своей спиной. Преследователь оказался не особо тихим - громко дышал и периодически покашливал, старательно пытаясь скрыть этот свой временный недуг в кулаке. Очевидно, он надеялся, что впереди идущая мелочь его не заметит, однако она заметила. По этой причине Спок быстро залезла в сумку. Мужчине могло показаться, что девушка достаёт ключи, на самом же деле она вооружилась электрошокером и уже его включила.
     Расстояние между Спок и человеком быстро сокращалось, и вот сильная лапа больно схватила девушку за правое предплечье.
     - А ну-ка стой, - произнёс осипший и явно нездоровый голос. Отвечать, разумеется, Лоренц не собиралась. Она лишь резко развернулась и наугад ткнула своим орудием. Выпад оказался не особо удачным и шокер упёрся в держащую девушку руку. Разряд не свалил мужика, но заставил его отпустит свою предполагаемую жертву. При этом, правда, он махнул наугад второй рукой и от души со всего маху заехал девушке по лицу. Однако терять времени на жалость к себе и зализывание ран девушка не стала и тут же бегом рванула к своему подъезду. Преследователь, крича громко матом, бросился её догонять. Оказалось, что в скорости Лис также уступала мужику, поэтому снова надо было прибегать к помощи хитрости.
     Свернув за угол ближайшего дома, Эльс буквально вжалась в стенку и затаила дыхание. Через пару секунд показался бандюган и немедленно получил очередной удар током. Но теперь он оказался более удачным, потому что шокер коснулся тела мужчины где-то в районе жопы. Да и держала Лис его дольше, чем в первый раз, так что маневр удался и парень бес сознания рухнул мордой в грязь. А Лоренц продолжила свой забег, и уже через десяток секунд трясущимися ручками доставала ключи.

--> R.I.P.

/Начало/

Реми точно не знал куда сегодня направится, как проведёт этот день. В принципе, было несколько идей, типа развести прохожих в парке своими карточными фокусами, или же была идея провести день напролёт в своей квартире рисуя, творя, словом - отдаться искусство целиком. Хотя фокусы звучали заманчиво, так и деньги можно получить, развеселить туристов. Мастерство рук Реми позволяло проворачивать самые невероятные фокусы, однако он далеко не заходил; главное вызвать улыбку и удивление на лице зрителей - а когда это видишь, то и сердце радуется.
Ночь была бессонной, причина тому очень проста - через два дня надо было сдать заказ, а именно картину одного из известных поп-художников; работёнка не очень сложная, но заплатить пообещали хорошую сумму, так что было грех отказаться. Рисовал на заказ Реми часто, так что ему не в новинку. Подделывать произведения искусства очень уж занятное времяпрепровождение, хотя подделывания деклараций тоже доставляло.
Во всяком случае, работа выполнена, спать днём Реми совершенно не привык, поэтому придётся коротать время на свежем воздухе, потом можно заглянуть или в бар или в библиотеку местного института. В этом месте, в библиотеке, мистера Флинна можно было часто встретить, так как он любит читать, узнавать что-то новое, да и для работы бывает полезно уточнить кое-какие факты, а их проще найти на стеллажах нежели в сети интернета. Реми Флинн отчасти придерживается ещё старой школы воров, а в сети пусть работают другие. Был у него как-то такой напарник - кибервор, как тот себя называл, так ни к чему хорошему это не привело - слишком много у него было сильных конкурентов, а в сети шансы выше с ними встретиться.
На улице было тепло и это лишь хорошо располагало дух к прогулке, к впитыванию вдохновения, к улыбкам случайным прохожим и случайным встречам. Вот Реми наткнулся на нескольких знакомых, которые вышли на пробежку чуть позже обычного, но это не случайно - по понедельникам они пробегали мимо кофейни, где со скидкой продавали вкуснейший кофе с корицей. До кофейни, кстати, совсем не далеко, но Реми пока не решался туда пойти. Ох, не особо повезло тем, кому рано на работу - кофе и вправду того стоит.
Вспомнив про якобы бодрящий напиток, во рту тут же появился знакомый вкус, а в нос ударил приятный запах - чего не случится как только вспоминаешь о чём-нибудь вкусном.
Зазвонил телефон. Обычно молодому человеку никто не звонит в это время, да и этот номер телефона не многим известен, ну да ладно. Ответив на звонок всё встало на свои места - очередное предложение дела, но есть детали, которые стоит обсудить в другом месте, а также всегда нужно быть на стороже - охраняющие закон и порядок не дремлют, тем более в случае с таким кадром, как Реми Флинн. За ним до сих пор ведётся охота. Честно сказать, мужчине это льстит, хотя признавать этого он и не хочет.
- Если поднажать, то успею, - прикинув время, местность и сколько пойдёт минут на то чтобы добежать до места в парке, Реми повернулся в другую сторону. Ноги он перебирал быстро, да и по его виду сразу можно было сказать, что он куда-то спешит именно после звонка.
До ближайшего пешеходного перехода несколько метров, но так не хочется идти до него, что бы ходить кругами и тратить время, а тут машин не видно, хотя кто знает, из-за угла на скорости может выехать какой угодно лихач. Да кто знает, такой случай один на сто.
Реми всё ещё смотрел на время, в голове шел непрерывный процесс с вопросами начиная от "кто же это?" до "какой там был план отхода?", так что было не до того, чтобы смотреть по сторонам и думать о своей безопасности.

Начало игры.

Ричард не должен бы работать в это утро. По понедельникам лекции Неймана начинались только после полудня, и он с наслаждением пользовался возможностью сладко спать почти о десяти утра, поэтому коллега, позвонивший около семи и слёзно пожаловавшийся на прорвавшую трубу, вызвал не столько сочувствие сколько тихое и злобное желание призвать на его голову великий потоп. Мысленно Ричард не стал себя сдерживать, однако внял мольбам профессора стилистики поменяться с ним часами занятий и выйти утром в понедельник, а не во вторник.
Нейман заставил себя проснуться до конца, проглотил пару чашек крепкого чёрного кофе, влез в костюм и затянул на шее галстук, который спросонья показался ему больше похожим на удавку.
Наверное, не следовало в таком состоянии садиться за руль и надо было бы предпочесть автобус автомобилю, но утренняя толкотня казалась даже более омерзительной, чем неестественно раннее пробуждение, и Ричард отправился на парковку. Пасмурное небо обещало дождь, лёгкий, едва ощутимый ветер был влажным и пробирал до костей, заставляя поёживаться. Нейман, позёвывая, завёл машину и, наконец, выбрался на питтсбургские улицы.
Следуя своим привычкам педанта, он старался не торопиться и вёл осторожно, дважды постоял в небольших пробках и после этого всерьёз разволновался: время начинало поджимать, шансы опоздать стремительно росли, а в этом случае Нейман подвёл бы не только себя, но и утопающего профессора стилистики. Чертыхаясь сквозь зубы, Ричард выбрался из пробки  прибавил скорость до возможного предела. Вспомнилась возможность срезать путь до университета по одной из пустынных в это время суток улиц, и это было как нельзя более кстати.
Нейман старался следить за дорогой, не отвлекаясь, однако усталость и дикое желание спать всё больше брали своё. Ричард несколько раз тряхнул головой, прогоняя дремоту, взял немного вправо, когда сзади посигналил кто-то, пошедший на обгон, и слишком поздно заметил молодого человека, перебегавшего дорогу вне зоны перехода.
- Твою мать! - рыкнул Ричард сквозь зубы, ударив по тормозам.
Глухой удар о капот и то, что фигура исчезла из виду, не предвещало ничего хорошего. Чувствуя, как беспокойство неприятным спазмом скручивает солнечное сплетение, Нейман выбрался из машины и поспешил к своей жертве.
- Эй! - окликнул он, подходя. - Эй, вы живы? Вы меня слышите?
Пока было сложно оценить степень серьёзности инцидента, поэтому Ричард отогнал панические мысли. И всё же хотелось поскорее убедиться, в какой мере следует волноваться о происходящем.

Нейман наблюдал за своей жертвой с искренней и стремительно возраставшей тревогой. Темноволосый молодой человек, которого они с вольво только что так глупо и лихо сбили, похоже, был не в лучшем состоянии. Во-первых, он не смог сразу подняться на ноги и не разразился бранью в адрес того, кто уложил его на асфальт, а это плохой признак: пережив сильный стресс, люди чаще всего ищут виноватого и выплёскивают на него ярость. Если подобного не происходит, значит, пострадавшая сторона не в силах это сделать. Во-вторых, речь незнакомца звучала бессвязно, и в неё вплеталась явная бессмыслица, и это встревожило Ричарда ещё сильнее: он всерьёз забеспокоился о том, насколько сильно парень отбил себе мозги. В-третьих, когда жертва подняла голову на лбу обнаружилась кровь.
Живое воображение быстро подсказало Нейману, что парень раскроил себе череп по швам, и всё, что он сейчас говорит, порождено необратимыми повреждениями мозга.
Ричарда прошиб холодный пот, однако банальная логика помогла вспомнить: люди с необратимыми повреждениями мозга не разговаривают вообще, они впадают в кому или умирают на месте. Что ж, по крайней мере, самого худшего кажется не случилось.
Нейман в замешательстве почесал бровь, присел на корточки рядом со своей жертвой и неуверенно ответил на её улыбку.
- Вообще говоря извиняться надо мне, - осторожно начал он, пытаясь поймать взгляд пострадавшего проверить, насколько он расфокусирован. - Вам от машины досталось гораздо больше, чем ей от вас. Я... мне очень неловко, правда. Вам, конечно, не обязательно принимать это в расчёт, но мне очень жаль.
Ричард бросил неуверенный взгляд в сторону автомобиля, потом снова повернулся к своему невольному собеседнику. Сейчас профессора почти в равной степени заботило его академическое опоздание, состояние пострадавшего и то, каким образом можно будет искупить свою вину.
В одном Нейман был уверен точно: оставлять этого парня вот так нельзя, чтобы он там ни говорил. Да ведь и болтает он скорее всего просто в состоянии шока.
- Вот что, - решительно сказал Ричард. - Я вам помогу подняться, только сначала прислушайтесь к телу: что и где болит, насколько сильно, может, вы какие-то части тела не чувствуете? Если всё сносно, я отвезу вас в больницу. Пусть посмотрят, а то вы как-то странно разговариваете. Если врачи отпустят, могу потом отвезти и туда, куда вы из-за меня опоздали. Ну что, согласны? - он напряжённо заглянул в лицо молодому человеку, стараясь уловить его реакцию и поточнее понять общее состояние. Мысль о том, что, возможно, надо бы вызвать парамедиков прямо на место происшествия посетила Неймана, но он её малодушно отогнал, надеясь избежать встречи с полицией.

При ближайшем рассмотрении и несколько вялых объяснениях жертвы относительно того, что она вполне сносно себя чувствует, профессор немного успокоился. Он никого не убил, обошлось даже без серьёзных ранений, а раз так, значит, можно угомонить свою совесть и считать, что ты невиновен, и, может быть, в случившемся есть даже доля вины пострадавшего. Что-что, а договариваться с собственной совестью и петь ей сладкие колыбельные Ричард умел превосходно.
Так или иначе, выяснилось, что молодой человек не ранен и постепенно отходит от шока. Нейман, успокоившись насчёт своей жертвы, успел украдкой осмотреть капот своего вольво, убедиться, что машина тоже избежала повреждений и не сдержал вздоха облегчения, понадеявшись, впрочем, что пострадавший примет его на свой счёт. Уверив молодого человека, что искренне сожалеет о случившемся и всё ещё беспокоится о его состоянии, Нейман вручил ему свою визитку, тепло пожал руку и некоторое время смотрел, как он, слегка прихрамывая, удаляется прочь по улице.
После того, как ситуация разрешилась практически бескровно (он невольно улыбнулся получившемуся дурацкому оксюморону), Ричард взглянул на свои подрагивающие руки, прислушался к тому, как неровно колотится сердце, и пришёл к выводу, что ему окончательно перестала нравиться идея выходить на работу в таком состоянии и в такую рань. А, судя по произошедшему, сегодняшняя замена была проклята с самого начала. Усмехнувшись своим мыслям, Нейман позвонил в университет, кратко, но довольно красочно расписал случившееся на дороге, не забыв сложить с себя часть вины, и попросил о внеочередном выходном. По счастью, начальство оказалось почти шокировано случившимся, и Ричард получил сутки свободы.
Как всегда, когда случалось пережить стресс или что-то очень неприятное эмоционально, Нейман сбежал к реке. Некоторое время он катался по набережным Аллегейни, открыв окно и вдыхая запах октябрьской реки. Воздух казался прохладным, по-осеннему прозрачным и едва ли не сильнее, чем летняя жара заставлял мечтать о побеге из города. И, как всегда, это воздух вместе с прохладным ветром успокоил разгулявшиеся нервы и избавил от чересчур напряжённых мыслей. Ближе к обеду, Ричард очнулся от своей медитативной прогулки, осознал, что зверски голоден, и при этом избавлен от необходимости удовлетворять этот голод в университетском кафе, и прибавил газу, намереваясь поскорее добраться до дома.
Остаток дня прошёл в неторопливом и обстоятельно приготовлении алжирского тажина по недавно обнаруженному рецепту, созерцании сэра Лоуренса Оливье в "Генрихе Пятом" и попытках привести, наконец, в порядок многочисленные папки с бумагами и файлы, хаотично заполонившие память ноутбука.
К вечеру, к моменту отхода ко сну Ричард Нейман вернулся к привычному блаженному состоянию абсолютной упорядоченности всего и вся, а потому засыпал, как младенец.

to Жилой сектор>>Квартира Неймана

from Allegheny County Jail

Попрощавшись с МакМёрфи и послав на все четыре стороны Дэвиса, Шон быстро накинул пиджак, застегнул шлем и вылетел с территории паркинга, надеясь, что больше никогда в жизни ему не придётся подходить к зданию окружной тюрьмы на расстояние, равное марафонской дистанции. В масштабах небольшого города эти цифры казались достаточно крупными, но и заведение было не из тех, что манит к себе.
В голове всё ещё постукивало, хотя Хорсмен был уверен, что визит в казённый дом прошёл даже лучше, чем он мог ожидать, если, конечно, не считать долларов, капающих в этот самый момент на счёт государства – там, в приёмной, он лишь подписал бумаги, удостоверяющие, что выкуп за рыжего подозреваемого – не последняя корка хлеба, которую доедает благотворитель, пожелавший, чтобы его имя мелькало в делах исключительно редко, можно сказать, почти никогда.
Чувствуя, как сжался желудок, в котором уже часов шесть не было ни маковой росинки, Шон, поначалу направлявшийся прямиком в Point Rouge, решил, что перед тем как напиться – а этот вопрос не подвергался сомнению – всё же неплохо будет перекусить, на очередном повороте притормозил, разворачивая байк, чтобы заглянуть в одно из кафе квартала Стрип, по которому он сейчас проезжал. Но Харлей и не думал останавливаться. Скорость-то он сбросил, но при этом вильнул так, что сидящего на нём Хорсмена чуть не скинуло с сиденья. Пытаясь успокоить вмиг заколотившееся сердце и не понимая, что могло произойти за тот короткий срок, пока байк стоял на парковке, Шон дёрнул рычаг переднего тормоза, машина снова дёрнулась, но продолжила движение, задний тоже почти не отреагировал. Кто-то сзади нервно просигналил.
- Иди на хер. – Прошипел Хосмен, пытаясь взять себя в руки и чувствуя, как застывшее на большой скорости тело начинает покрываться холодным потом, а в голове, наоборот, жарко печёт.
Проезжая под вторым светофором на красный свет и нервно усмехаясь тому, что, в общем, не стоило и отходить от тюрьмы, всё равно ему теперь туда прямая дорога, если на пути попадётся хоть один полисмен, юноша раз за разом терзал тормоза, которые никак не хотели отзываться на его волю. Вполглаза следя за дорогой, он осмотрел Харлей, насколько это вообще было возможно на скорости почти сорока миль в час, и только теперь обратил внимание на провода, торчащие из литого тела его любимой игрушки. На миг горло сжала паника, что, мол, конец котёнку, больше гадить не будет, и дорога скатертью не в застенки Аллегейни, а в семейный склеп в золочёной урне, но юноша усилием воли справился со страхом и стал судорожно соображать, что делать. Бензина в баке ему должно было хватить чуть ли не до рассвета, адреналина тоже занимать не придётся, так что про усталость и сон речи не шло, но в любой момент из-за какого-нибудь поворота мог вылететь автомобиль, и тогда только шлем и можно будет благодарить за то, что от асфальта не придётся отскребать мозги бывшего мистера Хорсмена. Думать о том, что будет, когда закончится топливо, Шон пока не хотел. До этого ещё следовало дожить.
Надо было выбираться из города на шоссе, там можно было хотя бы в теории надеяться на то, что на пути неожиданно не нарисуется чьё-то транспортное средство. Прикинув, какой путь будет самым коротким и безлюдным, юноша не без труда заставил байк вписаться в небольшой поворот, наверное, лишь одного процента наклона не дотянув до заявленных в технических характеристиках тридцати шести, и, дёрнув руль в сторону, пытаясь выровнять Харлей, понял, что летит в человека.
То, что руки сами собой расцепились, позволяя мотоциклу собирать дизайнерским боком неровности асфальта, скорее красило инстинкты Шона, чем говорило о его человеколюбии. Того, кто в этот дурной для себя час вышел на дорогу, зацепило передним колесом, сбив с ног. Это было последнее, что успел заметить Хосмен. Пролетев по инерции пару метров вслед за байком, раздирая не менее дизайнерские брюки на бедре, а потом несколько раз кувырнувшись через плечо, юноша стукнулся шлемом о бордюр и замер. Перед глазами всё вертелось, словно он только что слез с русских горок, и потребовалось известное время, чтобы собрать мысли в кучу. Всё ещё не двигаясь, Шон прислушался к организму. Если не считать дико саднящего бедра и прочих мест, соприкоснувшихся с земной поверхностью, от боли ничего не вопило. Расстегнув шлем и отбросив его в сторону, юноша понял, что лежит не на проезжей части, а на газоне, отделяющем её от тротуара. Уже второй плюс.
Приподняв голову, окидывая взглядом окрестности, удивляясь тому, что вокруг нет зевак, и вовсе не радуясь, что сбитого им человека тоже не видно, юноша довольно громко сказал в никуда:
- Отличный денёк, не правда ли? – и скривился от того, как дрогнул голос.
Насмерть сбить не мог. Просто не мог. По определению. Да отвечай же, мать твою!
Шон был полностью уверен, что успел вытащить пешехода с гостеприимно распахнувшего врата того света, но тогда какого лешего он молчит?!  Касаясь виска, за которым, похоже, настраивал инструменты национальный симфонический оркестр, юноша медленно сел, всё ещё надеясь, что сбитый им человек отзовётся.

Отредактировано Sean Horseman (2012-07-11 16:28:46)

Отметив, что для насмерть искалеченного пешеход, оказавшийся, к счастью, мужчиной, выдаёт слишком длинные и эмоциональные фразы, Шон облегчённо выдохнул с мыслью о том, что и сам бы с удовольствием выяснил, что случилось. Не озаботившись ответом, он вытащил из кармана сотовый, собираясь позвонить своему поверенному в делах, и скрежетнул зубами: через весь дисплей шла трещина в палец толщиной. Представив, какой красивый прямоугольный синяк расцветёт на и без того ноющем бедре, Хорсмен выругался и, вскинув голову на реплику пострадавшего, поморщился от боли.
- В порядке. – Помедлив мгновение, рассматривая молодого человека на предмет адекватности, Шон всё же спросил: - Полицию вызывать будем?
Юноше даже стало интересно, в какой адской точке соединились планеты и под каким исключительно неблагоприятным знаком, что весь день оказался подсвечен ало-синими красками проблесковых маячков полицейских машин.
Не дожидаясь ответа, Шон, пошатнувшись и стряхивая с потрёпанной одежды сухую траву и листья, поднялся на ноги, извлёк из искалеченного сотового номер поверенного и живописал тому, что случилось, не удержавшись от пары-тройки исключительно едких фраз по поводу того, что сделает с тем, кто это всё устроил.
- Я, блядь, им деньги плачу, чтобы они мой байк охраняли! Всё было в порядке, когда я оставлял его на парковке, и… Нет, я не обратил внимания, мне не до того было! Что я, теперь каждый раз техосмотр должен устраивать, перед тем как сесть в седло?! – Хорсмен злился, и злился отчаянно. Было очевидно, что с его образом жизни не избежать врагов и недоброжелателей, но не пересаживаться же теперь в бронированный автомобиль, выходя из него только с толпой телохранителей?! – В общем, приезжай сам, забирай мотоцикл и изучай его хоть под микроскопом, но найди мне того, кто это сделал! И позвони в Солнечный замок, скажи, чтобы мне прислали машину... Да не пойду я ни в какую больницу! – отключившись, Хорсмен привычным жестом опустил телефон в карман, несильно пнул колесо байка, словно тот был виноват в случившемся, и только потом подумал, что так и не услышал ответа на вопрос про полицию.
Если этот молодой человек всё же захочет связаться с копами, они заберут Харлей на экспертизу, а после этого можно и не надеяться на какие-то улики. Пока радовало то, что переулок оказался и вправду безлюдным, зажатым какими-то серыми строениями, и юноша тешил себя надеждой, что его люди успеют добраться до мотоцикла раньше, чем блюстители порядка.
- Я не расслышал… - Хорсмен, тяжело вздохнув, повернулся и взглянул на подпирающего столб брюнета, вдруг осознав, что стоит, перенеся вес на левую ногу, избегая опираться на правую. Может, всё-таки стоит заглянуть к врачу? – Ты, кажется, вполне жив, давай я оплачу моральный ущерб и на том разойдёмся?
Шон знал, что его вины в том, что произошло, нет, но всё же от одной мысли о том, что придётся вновь пересекаться с людьми в синем, становилось тошно.
Отлично перекусил!

Отредактировано Sean Horseman (2012-06-22 18:58:19)

А ведь стоило бы вести дневник. Стоило. Внуки бы с удовольствием почитали, как в один прекрасный октябрьский день их предок сначала чуть было не передрался со старым приятелем во всемирно известном музее, потом выкинул в никуда десятую часть годового бюджета какой-нибудь бедной африканской страны, а в довершение всего едва не угробил человека, оставшись в целости и сохранности только по исключительно счастливому стечению обстоятельств. И, судя по вырисовывавшейся ситуации, надо было срочно направляться домой – причём пешком, запираться на все замки, не притрагиваться ни к каким приборам и не смотреть в окна, но юношей уже завладел азарт, насколько далеко может зайти провидение в попытках чуть ли не в прямом смысле вставить палки в его колёса, поэтому он решил во что бы то ни стало добраться до клуба и отдохнуть там на полную катушку. И поесть, в конце концов!
Руками недавний пострадавший не всплёскивал и гневно материть Шона не собирался, и юноша окончательно расслабился. Правда, тут же пожалел об этом: состояние шока отступило, и боль стала пульсировать не только в бедре, но и в плече, временно притихший оркестр снова взялся терзать инструменты, а руки стали отвратительно дрожать. Несколько раз сжав и разжав кулаки, Хорсмен тряхнул кистями, словно надеясь вернуть нервные окончания в порядок, и наконец всмотрелся в брюнета, усмехнувшись его фразе и оценив благоразумие, но тут же вскинул брови, услышав своё имя. Не дав ему отреагировать, из кармана брюк послышался хриплый кашель, совсем не похожий на «Призрак оперы», которым рингтон был ещё несколько минут назад. Выяснять, кто пытался звонить, было дохлым номером. Впрочем, острить у юноши тоже не было никакого желания, поэтому он ограничился коротким и наигранно-бодрым:
- Внемлю. – И через две секунды рассмеялся, попутно отметив, что подбородку от ремней шлема тоже досталось. – Конечно, я дождусь машины здесь. Ты же не думаешь, что я пойду в драных брюках гулять по Питтсбургу?.. Да, очень эротично, особенно учитывая, что на улице плюс пятнадцать!
Про брюки Шон преувеличивал. Ткань разве что потёрлась, лишь кое-где попытавшись расползтись, что, в общем, не умаляло того, что кожа под ними была, скорее всего, стёрта в кровь: как в детстве – после полёта с велосипеда джинсы целы, а коленки под ними – в кашу.
- Мы знакомы? – вновь сбросив вызов, дохромал до молодого человека Хорсмен, не скрываясь, рассматривая его. – Я, наверное, тоже был бы рад тебя видеть, если бы только что не попытался намотать тебя на колёса байка. – Позволив себе усмешку, юноша пытался сообразить, кем был этот брюнет, но в памяти, как назло, не всплывало ни одной черты, хотя бы отдалённо похожей на приятное, хотя и оцарапанное сейчас лицо многострадального пешехода.
Медленно растекающееся по телу спокойствие добралось и до ног, слегка подкосив их. Зная, что придётся ждать автомобиля добрых полчаса, если не больше, Шон почти приветливо улыбнулся молодому человеку и, стараясь не кривиться от боли в бедре, которое, казалось, дёргало всё сильнее, опустился на бордюр, взглянув на незнакомого знакомого снизу вверх и смахивая с глаз волосы. Перебрав в голове портреты всех брюнетов, когда-либо появлявшихся в его жизни и не найдя среди них этого молодого человека, Шон поймал себя на том, что в который раз за сегодняшний день заинтересовался.
Да, ещё одна ремарка в несуществующий дневник. Дедушка Шон, дорогие внуки, никогда ещё до этого дня столько не удивлялся и не любопытствовал без причины.

Судя по не особо довольному лицу молодого человека, он вовсе не осчастливился тем, что встретил Шона. И дело было, похоже, даже не в аварии.
Наблюдая за тем, как тот опускается рядом, юноша продолжал попытки извлечь из тысяч случайных и неслучайных знакомых лиц его внешность, но раз за разом терпел неудачу.  Из-за постоянной фиксации памяти на внешности незнакомца Шону начало казаться, что он действительно где-то видел и эти тёмные строгие глаза, и чуть опущенные вниз уголки губ, но вместе с тем понимал, что просто накручивает, и сознание услужливо позволяет ему верить в самостоятельно созданный образ.
- Два года назад, лето, июль, ресторан "Angel's Club", потом кафе "Дельфин". Такая... особенная текила. Потом моя квартира. Ничего не всплывает в памяти?
Хорсмен от души понадеялся, что претензия, прозвучавшая в голосе брюнета, связана исключительно с тем, что его приложило головой об асфальт. Приветливость, с которой Шон поначалу смотрел на пострадавшего, медленно, но верно испарилась, оставив вместо себя привычный налёт дерзости.
- Не всплывает. – Усмехнулся Хорсмен, вспоминая, чем было ознаменовано названное время. – Знал бы ты, сколько в моей жизни было… особенных текил. – Повторив его интонацию, он слегка передвинулся, устраиваясь поудобнее, и передёрнул плечами: к вечеру стало ощутимо прохладнее.
Два года назад. Лето… Боже, я не помню, что вчера делал, какое там говорить о… - Мысль осеклась, а юноша, не сдержавшись, потёр ладонями лицо и, проведя пальцами по волосам, словно расчёсывая, сцепил руки в замок на затылке.
В конце июля две тысячи пятого чета Хорсменов-старших от передозировки скуки в организме решила, что Шон хочет обзавестись супругой и потомством. Понятно, что самого юношу об этом никто не спросил. Чуть ли не два месяца ему пришлось буквально сражаться с отцом и матерью, которые с завидным упорством выносили ему мозг громкими речами, словно не понимая, что с каждой подобной беседой лишь заставляют его щетиниться ещё сильнее и выстраивать всё более и более серьёзные линии сопротивления. И если бы не проблемы, нарисовавшиеся у отца на работе, и не новая коллекция украшений, выпущенная каким-то домом моды, и перетянувшая на себя внимание матери, кто знает, были бы пальцы Шона до сей поры не обременены никакими драгоценными металлами. Неудивительно, что все прочие воспоминания стёрлись сами собой.
Схема «ресторан-кафе (зачем, интересно, после ресторана-то?) - выпивка-квартира» могла означать только одно, но, при всём избирательном отношении юноши к сексуальным партнёрам, случайных связей у него тоже было достаточно, и запоминать всех, с кем приходилось спать, он даже и не пытался. Видимо, в отличие от этого брюнета.
- Может, уточнишь пару-тройку подробностей? – Едва сдерживая ухмылку, Шон посмотрел на визави. – Представишься для начала, например.
Вернув руки в нормальное положение, он подумал, что имя тоже вряд ли поможет в этой ситуации, хотя бы потому, что знакомиться с партнёрами ему случалось далеко не всегда, но попытаться стоило. Уж больно симпатичным был этот брюнет.